Встречи

Шубин уважал этих в чем-то главном похожих друг на друга коренных мастеров гармонного ремесла, наделенных природной сметкой. И хоть сам он не был выходцем из такой потомственной мастеровой семьи, но крепко сжился с людьми, с делом их, и теперь ему все чаще казалось, что и в детстве тянулся он именно к этому делу, только до конца не осознавал. И всякий раз, придирчиво сравнивая фабрику с кочергинской, он видел: производство у Кочергина налажено похуже, случайных людей больше. Помощников своих меняет Кочергин частенько и никак по сердцу отыскать не может. Тут у Шубина большой отрыв: и предприятие передовое, и люди держатся. Но есть у соседа один человек… Человек как человек, даже без высшего образования, да только за этого недоученного отдал бы Шубин все свое дипломированное КБ с чертежами в придачу. Шутка ли? За последние годы два новых баяна разработал, да каких! Не только в Москве, и в Лондоне дипломов удостоились. Эти баяны поднимают на щит фабрику и Кочергину репутацию хорошую создают. Тягаться с ним трудно. Начальство его любит. Шубина тоже не обходит, но с Шубиным по-другому, скорее — считается. Хороший, мол, руководитель, добросовестный, расторопный, но без блеска.

Дмитрий Николаевич взялся за телефонную трубку, набрал номер, и, не дожидаясь ответа, отодвинул аппарат в сторону. Нет, отступать он не будет. Месяц! Да за месяц гору перевернуть можно! Выполнить план на три-четыре дня раньше срока, полностью реализовать продукцию, и тогда пусть выбирают: он или Кочергин… Только достаточно ли этого? Кочергин сделает то же самое, да преподаст так, будто необычное совершил, он умеет — эффектно подать. Но тогда что же, что?

Шубин подошел к столу, раздумывая. Впрочем, раздумывать было нечего. Что надо сделать — он знал, и знал давно, когда объединением еще и не пахло. Год назад примеривался перевести окончательную сборку на поточный метод работы. Примеривался, но не спешил, хотя мысль о переходе стучалась все настойчивей. В случае удачи этот способ сулил фабрике явные выгоды. Но опыт приучил директора видеть и оборотную сторону, поэтому готовился он неторопливо. Хотя чуть было не сунулся полгода назад начать перестройку, но сдержался. Голосовые пластины вовремя на фабрику не поступили, да и не только в них дело. Это со стороны взглянуть — все просто. Поставил сборщиков цепочкой, приказал каждому не весь баян собирать, а, скажем, одному ремни прикручивать, другому резонаторы вставлять — и пошла жизнь по-новому. Добро бы… А тут — писал человек всю жизнь правой рукой, а его надо еще и левой научить. Если б одного! Всем надо под другую руку перестраиваться, всем цехам…

Потому-то и хотелось для верности убедиться на чьем-нибудь примере, а потом рвануться из-за спины, учитывая чужие ошибки и недосмотры. Но сейчас ситуация изменилась. Сейчас момент, от которого многое зависит. Очень многое!

Голова у Шубина прояснилась, оцепенение спало, и он крепко припечатал скрипнувший стул к полу. Надо решаться!

— Главного — ко мне!

Он не любил больших совещаний, предпочитая все серьезные вопросы решать на месте. Однако сейчас подумал немного и заключил:

— В одиннадцать — начальников цехов и отделов… Хотя нет, начальников отделов не надо.

Секретарша молча кивнула и повернулась к выходу.

Дмитрий Николаевич побарабанил пальцами по столу, обдумывая разговор с главным инженером. Впрочем, в нем он не сомневался. Вот позднее, когда придут начальники цехов, драчки не миновать. Грузный, словно самовар, начальник сборочного Сафин обязательно начнет кивать на молодого, юркого начальника деревообрабатывающего Трушкова. Тот, конечно, тоже за словом в карман не полезет. Молодой, неуживчивый, но хватка есть. С него спросить можно — юлить не станет. С Сафиным потруднее — тот и о прошлых заслугах не прочь вспомнить, но если почувствует, что дело серьезное, в лепешку расшибется. Вот Бубнов — молодой, а холодноват. Лишку на себя не возьмет, однако аккуратен, любит в срок укладываться.

— Можно?

Директор поднял глаза и поморщился, увидев Симу Свистакову из отделочного цеха. Приятного эта встреча не предвещала: опять какая-нибудь жалоба. Но по какому поводу? С мужем ее он, помнится, еще на прошлой неделе говорил… Однако, взглянув на красное, распухшее от слез лицо Симы, на руки, нервно теребящие узел платка, смягчился и пригласил доброжелательно:

— Садись, Сима. Выкладывай, с чем пришла?

— Ушел ведь Гришка-то от меня, пятую ночь дома нет, говорят, у Надьки-поварихи живет.

— Так, — кивнул Дмитрий Николаевич. — Подействовало…

Сима всхлипнула от безутешного горя и запричитала:

— Вы уж поговорите, Дмитрий Николаевич, с ним: чего он, не думает домой возвращаться?

— Как возвращаться? Да ты же у меня на прошлой неделе была, на этом самом стуле сидела, говорила, что житья с ним никакого нету. Говорила?

— Говорила.

Сима еще сильнее всхлипнула и разрыдалась.

— Воды, вот, выпей.

Ее зубы мелко стучали о край стакана.

— Так как же я без него-то буду? Одна-то? С ребенком-то?

— Ладно, успокойся, успокойся. Поговорю еще раз. Ничего не обещаю, но поговорю.