Встречи и прощания. Воспоминания о Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Владимире Войновиче…

Иру доставили в больницу имени Бурденко в Лефортово. Мы с Мишей сопровождали ее. Осмысливать происходящее времени не было, нужно было что-то делать. Иру отказывались принимать. Она лежала в коридоре, пока врачи приемного покоя совещались, как с ней быть. Она, едва удерживаясь от крика, все время просила сделать обезболивающий укол. Я метался от нее к врачам. Из обезболивающих в российских больницах имеются, как известно, лишь самые примитивные препараты. Это, видимо, представляется чиновникам от медицины важным средством в борьбе с распространением наркотиков.

В приемный покой вызвали заведующего реанимационным отделением, чтобы поместить Иру туда: только там можно было сделать обезболивающий укол. Я в это время находился около нее, но Мишу послал послушать, что говорят врачи. Миша вскоре возвратился и, когда я отвел его в сторону, рассказал, что услышал. Оказывается, заведующий реанимационным отделением на предложение взять Иру к себе ответил врачам из премного покоя: «Может быть, вы еще трупы будете ко мне класть?» А мне, когда я подошел к врачам, он же с очень сочувственной интонацией, поблескивая очками в модной оправе, изрек: «Крепитесь!..»

Добившись направления в терапевтическое отделение, я отправил Мишу в институт – там уже давно шли занятия.

Иру положили в трехместную палату, тесную и душную. Она стонала от боли, чем вызвала раздражение соседок – двух пожилых простоватых женщин.

«Всем плохо, что ты стонешь!» – выговаривала ей одна из них.

Ира снова то просила, то требовала сделать обезболивающий укол.

– Мне больно, – периодически повторяла она.

– Ирочка, ну нет у них морфия, – растерянно бормотал я в ответ, не зная, что делать.

И вдруг она приподняла голову над подушкой и, отчетливо разделяя слоги, сказала: «Ты бездарен!» Видимо, таким образом пытаясь задеть мое самолюбие, она надеялась, что я что-нибудь придумаю. Я бросился к дежурной сестре, стал объяснять, в каком положении Ира. Но это было бесполезно, кроме анальгина у нее ничего обезболивающего не было. Сделали еще один укол анальгина, который, конечно, не мог помочь.

Ира вдруг вспомнила про какие-то свои таблетки, которыми раньше иногда пользовалась для снятия боли, попросила их привезти. Я помчался домой, поймав машину у ворот больницы.

* * *

Дома я сообразил позвонить Войновичу. Его жена Ира умерла в Мюнхене два года назад тоже от рака груди. Через пару дней он прилетел в Москву, и у него собрались друзья, в том числе мы с Ирой. Я тайком от Иры рассказал ему о ее болезни. Володя с тех пор не раз предупреждал меня, чтобы я звонил ему, когда будет совсем плохо. У него были дружеские отношения с директором американского хосписа в Москве.

И вот я набрал его номер, не веря в то, что застану дома. Но он сразу же взял трубку, и я сказал, что «совсем плохо» наступило. Он обещал помочь. Перезвонил буквально через две минуты и дал домашний телефон директора хосписа Веры Васильевны Миллионщиковой, сказал, что она ждет моего звонка. Вера Васильевна, когда я ей позвонил, подтвердила, что готова принять Иру немедленно, но мне необходимо иметь с собой выписку из больницы. Иначе она не сможет нам помочь.

* * *

Была пятница, конец рабочего дня. Я помчался назад в больницу. Сказал Ире, что скоро перевезу ее в другое место, где ей помогут. Но рабочий день уже закончился. Так называемый лечащий врач, к которому поступила Ира, уже ушел домой. Я обратился за выпиской к дежурному врачу, молодой женщине с неприветливым выражением лица. Она отказалась что-либо делать: «Уже седьмой час, а меня дома ждет маленький ребенок! Нужно было думать раньше», – отрезала она. Я вышел в коридор, потом вернулся в ее кабинет, стал упрашивать, предложил деньги: тысячу, две тысячи. К моему счастью, в кабинете кроме нее был еще один врач, молодой парень, он взялся написать нужную мне бумажку. Я вышел ожидать в коридоре. Через несколько минут этот врач вынес мне выписку. Со словами благодарности я протянул ему деньги. «Ну что вы, что вы», – решительным жестом остановил он меня. И у меня на глаза навернулись слезы – таким неожиданным оказалось простое человеческое сочувствие в этом казенном заведении.

Кавказского вида санитар на первом этаже больницы (этот уже совсем не бескорыстно!) вызвался найти перевозку – так называется машина скорой помощи, используемая для перевозки больных. Он быстро связался с кем-то по мобильному телефону, а я побежал к Ире, собирать ее в последнюю дорогу. Я успокаивал ее, что осталось совсем немного потерпеть – и придет помощь. Несколько раз пришлось спускаться вниз на лифте, пока пришла наконец машина. Носилки с Ирой вкатили в машину через заднюю дверь, и мы поехали.

* * *