– Оставь, сделай одолжение! – воскликнул он. – Извинись лучше перед гостями за то, что угостила их таким бульоном, а повара пришли ко мне после обеда, я сам с ним поговорю!
И, соединяя слово с делом, он окинул присутствующих ласковым взглядом и с легким поклоном сказал:
– Уж не взыщите, господа! Хозяйку вините за недосмотр! На этой неделе мы лишний раз соберемся, чтобы искупить сегодняшний кулинарный недочет!
Оригинальный монолог лился среди гробовой тишины словно вымершей залы. Хозяева сидели с опущенными вниз головами. Софья Петровна задыхалась и от желания заплакать от конфуза, и от приступа мучительного, чуть не истерического хохота. Она понимала, что Михаил Никифорович вообразил себя дома и рассыпался в извинениях, желая почтить вниманием своих гостей.
Еле-еле удалось восстановить разговор и заставить забыть этот оригинальный эпизод, но Софья Петровна долго еще вспоминала о нем и дала себе слово с мужем ни на какой званый обед не ездить.
– С тобой сгоришь от стыда, Михаил Никифорович! – смеясь, говорила она. – Прямо-таки сгоришь и погибнешь!
– Да… Неловко!.. – с улыбкой соглашался он, готовый, однако, при первом удобном случае попасть в такой же точно просак.
По прошествии долгих лет весть о кончине М. Н. Каткова вызвала во мне чувство искреннего горя, а тот почет, с каким встречен был в Москве его прах, на руках принесенный чуть не за 20 верст, лишний раз доказал всем, как близок и дорог был Катков взрастившей и глубоко оценившей его первопрестольной столице.
Временно расставшись по болезни с «Московскими ведомостями», я сюда уже больше не вернулась и перешла в «Русские ведомости», сотрудниками которых в то время были молодые силы, впоследствии завоевавшие себе громкие и почетные имена в среде русской интеллигенции.
Мне при моем поступлении в «Русские ведомости» вверены были все театры, так как я уже имела за собой успешное ведение этого отдела на столбцах «Московских ведомостей», фельетон писал А. П. Лукин, быстро завоевавший себе симпатии читателей под псевдонимом Скромного наблюдателя, унаследованным им от Воронова, открывшего этот отдел и тотчас же от него отказавшегося. Статьи по политической экономии лежали на ответственности А. И. Чупрова и А. С. Посникова, в то время еще совсем молодого человека, а финансовые статьи писались И. И. Янжулом, незадолго перед тем окончившим Московский университет. Кроме того, гг. Лютецкий и Городецкий заведовали судебным отделом, Бочаров вел отдел внутренней корреспонденции, а теперешний редактор-издатель «Московского листка» Н. И. Пастухов был репортером и вел отдел этот так, как в настоящее время никто его вести не умеет.
Редактором газеты был Николай Семенович Скворцов, получивший ее от Павлова[290]
и выплачивавший за нее ежегодно известную сумму сыну и наследнику Павлова, Ипполиту Николаевичу Павлову. Это было хорошее, блестящее для газеты время. Работали мы усердно и дружно, знамя принятого на себя дела держали высоко, и успех издания был каждому из нас близок и дорог, как наше личное дело. В редакцию мы все собирались к 11 часам утра и располагались для совместной работы за одним общим столом, как в присутственном месте. В антрактах между работой мы весело и дружно болтали, и для каждого из нас эти часы совместной редакционной работы были веселыми, дорогими часами.Чупров, которому в то время было около 30 лет, успел уже завоевать себе не только горячую любовь, но и глубокое уважение всех окружающих. Посников, в то время только что женившийся, был чуть не мальчик и очаровывал всех своей скромностью и любезностью, а Иван Иванович Янжул, и в то время уже очень плохо слышавший, крупный, увесистый и тяжелый, поочередно сокрушал у нас всю легкую и неустойчивую мебель. Придет, облокотится на маленький столик, и столику конец! Ухватится рукой за повешенную на стене этажерку – и этажерки как не бывало… Все это добавлялось громким голосом, который слышен был чуть не на другом конце узкого переулка, в котором в то время помещались «Русские ведомости», и мы в шутку прозвали его Атиллой. Заглядывали к нам в редакцию и все наличные силы современной русской или, точнее, московской прессы, потому что Скворцова равно любили люди всех партий и всех общественных фракций, не говоря уже о членах его редакции, на которых он смотрел, как добрый семьянин на свою близкую и дорогую семью.
Приходил он в редакцию часа в два или в три, так как всегда сам ночью перечитывал в сводке весь номер, сам выпускал его и, ложась очень поздно, поздно и вставал. К приходу его у нас уже весь номер был готов и составлен, за исключением только передовой статьи, которую он намечал или из числа имевшихся наготове, или сам писал, в тех случаях, когда налицо не было ничего подходящего.
VII