В преданиях Преображенской больницы существует рассказ о том, будто бы юродствовавшего дьякона Корейшу посетил император Николай Павлович, в бытность свою в Москве услыхавший о нем и пожелавший лично взглянуть на этого самозваного пророка.
Рассказывают, будто бы государь, подойдя к Корейше, спросил его, почему он таким образом лежит, не вставая, и получил ответ:
– И ты, как ни велик и ни грозен, а тоже ляжешь и не встанешь!..
Дальнейшая беседа будто бы происходила с глазу на глаз между государем и Корейшей, и государь, пробыв у него в комнате около четверти часа, вышел оттуда пасмурный и взволнованный.
Насколько это справедливо, решить трудно, но это встречает некоторое подтверждение в том, что в указанную преданьем этим эпоху действительно государь посетил Преображенскую больницу, в которой вслед за этим и произошло несколько крупных улучшений.
Вполне достоверно зато, что вслед за указанным временем этого визита больницу посетил московский генерал-губернатор граф Закревский, к которому Корейша при входе его обратился со следующими многозначительными словами:
– Ой, говори ты, пожалуйста, потише… Слишком уж тебя слышно!.. Оглушил совсем!..
А затем, отвернувшись от графа и обращаясь к присутствующему при этом больничному начальству, бедовый прорицатель продолжал:
– Глуп я, други вы мои милые… Совсем глуп!.. Залез на верхушку, да и думаю, что выше меня уж и нет никого!.. Дочь я себе вырастил на позор… Одна она у меня… а, кроме стыда, нет мне от нее ничего… Шляется как… (следует целый фейерверк самых нецензурных выражений), а я, дурак, и унять ее не могу!.. Где уж мне, дураку, другими править, коли я сам с собой управиться не умею?.. Навешаю на себя всяких цац, да и хожу, распустя хвост, как петух индейский… Только тогда и опомнюсь, как вверх ногами полечу…
Все присутствовавшие при этом оригинальном монологе хорошо понимали, что речь иносказательно велась о самом Закревском и о его дочери, графине Нессельроде. Понимал это и сам Закревский… но показать, что понимает, не мог…
На вопрос Закревского, чем он болен, бедовый Корейша отвечал:
– Пыжусь все… Надуваюсь… Лопнуть собираюсь!..
И когда вконец сконфуженный генерал-губернатор выходил из грязной комнаты, Корейша заклохтал индейским петухом и задорно крикнул:
– Фу-ты! Ну-ты!.. Прочь поди!..
Ежели бы такой дерзкой выходке безумного не предшествовал царский визит, то при деспотическом управлении Закревского подобная сцена не прошла бы безумному даром. Не тронуть его мог Закревский только потому, что не мог и не смел тронуть…
Как бы то ни было, но пребывание в Преображенской больнице Ивана Яковлевича Корейши положило начало относительному благосостоянию этого учреждения, и с тех пор только оно приняло характер настоящей больницы.
На деньги, ежемесячно вынимавшиеся из кружки, стоявшей в комнате Корейши и в которую все посетители опускали свои доброхотные пожертвования, улучшено было питание больных, заведены были кровати и матрацы, оборудовано кое-какое белье, и заведен был правильный штат докторов, на деле, а не на письме только посещавших больных.
Смерть Корейши, горько оплакиваемая современными ему обитателями больницы, не унесла с собой раз заведенного порядка, и после него больница не вернулась к прежнему состоянию заброшенной тюрьмы.
Все шло ежели и не улучшаясь, то по раз заведенному порядку, а перестройка здания и вовсе поставила больницу в иное, улучшенное положение.
К окончательному благоденствию привела Преображенскую больницу передача ее в заведование московского вице-губернатора Ивана Ивановича Красовского, гуманному и просвещенному отношению которого больница обязана окончательным улучшением своим.
Красовский, в бытность свою адъютантом кавказского героя Евдокимова, сам страдавший сильным нервным расстройством, лучше всякого другого понимал и внутренний мир больных, и их нравственные потребности, и с заботой и любовью следил за всем, что касалось внутренних распорядков больницы. Указаний и распоряжений, исходивших свыше, он ни касаться, ни изменять не мог. Властью административной он в управление больницы не входил и ограничивался только распорядками ее внутреннего управления, делая в этой области все, что было в его силах и средствах.
Он значительно улучшил весь внутренний строй больницы, уволил всех неспособных и грубых служителей, подтянул медицинскую часть, значительно увеличил врачебные средства, завел строгую чистоту и порядок и в комнатах, и в коридорах, устроил светлые и чистые больничные палаты, которые заботливо вентилировались; он обратил серьезное внимание на стол и вообще на содержание больных и в заботе своей об их нравственном состоянии завел в больнице всевозможные игры и развлечения.