«– Когда наши войска подтянулись к Кремлю, Винцингероде пробрался в город переодетым, дошёл до наших постов и воспылал надеждой либо осуществить манёвр, который принудил бы герцога Тревизского эвакуировать Москву, либо добиться того же результата, отвратив наших солдат от исполнения их долга. Местные жители считали это делом лёгким, так как думали, что наши солдаты недовольны.
Набросив на себя штатское пальто, Винцингероде приходил беседовать с солдатами на наших аванпостах. Его сопровождали несколько местных жителей, тоже говоривших по-французски. Все они, следуя его примеру и его советам и ссылаясь на официальные источники, сообщали солдатам о последних событиях, об испытанных нами неудачах, об ожидающих их лишениях, об опасностях, которым они напрасно подвергаются, о доброте и великодушии императора Александра, о его благосклонном отношении к иностранцам и особенной любви к военным, о бесполезности борьбы, поскольку император Наполеон отступает, и о том, что в их интересах – сложить оружие и спокойно ждать до заключения мира в стране, которая так охотно их приютит.
Суб-лейтенанту 5-го гвардейского вольтижерского полка Лее поведение Винцингероде показалось подозрительным, и он арестовал его. Генерала препроводили в комендатуру, где опознали его. Тогда Винцингероде попытался сыграть роль парламентёра, но это не удалось, и вскоре он предстал перед командующим оставленного в Москве французского корпуса.
Герцог Тревизский отнёсся к нему с уважением, но как к военнопленному. Он не мог признать его оговорку, при помощи которой тот хотел выпутаться из дела, так как Винцингероде явился в Москву тайно, переодетым, чтобы попытаться совратить наших солдат, и не объявлял о своём прибытии сигналами горниста, как то делают парламентёры».
В тот же день французы пленили адъютанта Винцингероде капитана Л. А Нарышкина, который проник в Москву, чтобы выяснить судьбу своего командира. Отмечая добровольную сдачу в плен Нарышкина, Коленкур писал: «Эта чисто сыновняя преданность офицера своему командиру несколько изумила всех».
Пленение генерала не было рядовым событием. Поэтому Винцингероде сразу направили в главную ставку. 27 октября Фердинанд Фёдорович был представлен Наполеону около Вереи. После отступления от Малоярославца император находился в раздражённом состоянии, поэтому говорил с пленным на повышенных тонах.
– Кто вы такой? – закричал он Винцингероде, сжимая свои руки, словно стараясь сдержаться. – Кто вы? Человек без родины! Вы всегда были моим личным врагом! Когда я воевал с австрийцами, я видел вас в их рядах! Австрия сделалась моей союзницей – вы поступили на службу России. Вы были одним из самых ярких виновников настоящей войны. Однако вы родились в Штатах Рейнской Конфедерации; вы – мой подданный. Вы не простой враг, вы – мятежник. Я имею право судить вас! Жандармы, возьмите этого человека.
Жандармы знали, что подобные сцены редко имеют серьезные последствия, а потому не спешили исполнять приказ императора. Винцингероде между тем (по свидетельству Коленкура) «ответил, что он отнюдь не родился в стране, принадлежащей Франции; к тому же не был на родине с детства и уже много лет находится на русской службе из привязанности и признательности к своему благодетелю императору Александру.