Встречи на московских улицах

Дилемма. С началом оккупации Москвы французами семья Яковлевых (родителей будущего революционера А. И. Герцена) потеряла свой дом. Оставшись без крова, погорельцы пришли на площадь Страстного монастыря и расположились там со своей многочисленной дворней. Такая многочисленная компания невольно привлекала к себе внимание. Один полупьяный французский солдат подошёл к Ивану Алексеевичу, главе семейства, и снял с него шляпу и сапоги. Вместе со шляпой он стащил с головы несчастного парик.

Сцену раздевания гражданского лица увидел офицер, проходивший через площадь со взводом солдат, и приказал мародёру вернуть взятые вещи. Иван Алексеевич получил назад сапоги и шляпу, а парик так и остался на голове грабителя.

Ночь все провели на площади, а утром мужчин забрали на тушение пожара. Вечером, возвращаясь к семье, Иван Алексеевич встретил у Страстного монастыря эскадрон итальянской конницы и подошёл к его начальнику. Обратившись к нему по-итальянски, он рассказал о своём бедственном положении. Командир эскадрона, услышав родную речь, расчувствовался. В предупреждение диких сцен, случавшихся в эти дни в городе, к Яковлевым был приставлен офицер. Герцен позднее вспоминал, передавая рассказы родителей:

– Услышав, что вся компания второй день ничего не ела, офицер повёл всех в разбитую лавку; цветочный чай и левантский кофе были выброшены на пол вместе с большим количеством фиников, винных ягод, миндаля; люди наши набили себе ими карманы; в десерте недостатка не было. Часовой оказался чрезвычайно полезен: десять раз ватаги солдат придирались к несчастной кучке женщин и людей, расположившихся на кочевье на углу Тверской площади, но тотчас уходили по его приказу.

О том, что случилось на площади, рассказывала Т. П. Пассек, близкая родственница Герцена:

– Только что они там поместились, как услышали военную музыку и увидели Наполеона. Он ехал верхом, окружённый блестящей свитой и войском. Иван Алексеевич, желая воспользоваться этим случаем, вышел на площадь, приблизился к Наполеону и стал просить у него пропуск из Москвы себе и своему семейству. Наполеон спросил его фамилию. Узнавши, что он Яковлев, сказал: «Не родня ли он тому Яковлеву, который был посланником при Вестфальском дворе?» – «Это мой брат», – отвечал Иван Алексеевич. Наполеон сказал, что назначит время, когда ему явиться во дворец.

Москва в море огня, а руководитель оккупационной армии разъезжает по городу и ведёт светские беседы с её обитателями, явно не испытывающими особого расположения к захватчикам! Ситуация невероятная и малоправдоподобная. Неслучайно рассказ Пассек вызвал критические замечания журнала «Русский архив» (1874/4, с. 1055–1069). Но на правдивости рассказа Татьяны Петровны настаивал сводный брат Герцена – Егор Иванович, которому в 1812 году было десять лет и который пережил со всей семьёй Яковлевых перипетии московского пожара. Сам А. И. Герцен, наверняка не раз слышавший эту историю, от изложения её в своих воспоминаниях отказался, оставив потомков перед неразрешимой дилеммой: кому же верить?

«Император повысил голос». После выхода основных сил Великой армии из Москвы в старой столице остался лишь корпус генерала Мортье, герцога Тревизского. Чтобы не затеряться в огромном городе, Мортье стянул все части корпуса в Кремль, оставив небольшие заслоны на его заставах. От обитателей городских окраин это сразу стало известно генерал-лейтенанту Ф. Ф. Винцингероде, командовавшему первым партизанским отрядом.

Отряд этот действовал на Тверской дороге. В него входили драгунский полк и четыре казачьих. Казаки часто наведывались в город небольшими группами. Так было и 10 (22) октября. На этот раз их возглавлял сам командир отряда. Десяток храбрецов дошли до дома генерал-губернатора, но там напоролись на французский патруль и были задержаны.

Так повествуют об этом эпизоде Отечественной войны 1812 года русские источники. Французы рассказывают об этом несколько иначе, А. Коленкур, адъютант Наполеона: