Встречи на московских улицах

Встреча с писателем носила дружеский характер. Началась она с угощения. Концерт проходил в Малом (Круглом) зале. Толстой остался очень доволен приёмом и потрясён музыкой. «Я никогда не получал такой дорогой для меня награды за мои литературные труды, – писал Лев Николаевич Чайковскому. – И какой милый Рубинштейн. Поблагодарите его ещё раз за меня. Он мне очень понравился. Да и все эти жрецы высшего в мире искусства, заседавшие за пирогом, оставили мне такое чистое и серьёзное впечатление. А уж о том, что происходило для меня в Круглом зале, я не могу вспомнить без содрогания».

Огорчило писателя одно – мимолётность встречи: «Сколько я не договорил с вами! Даже ничего не сказал из того, что хотел. И некогда было. Я наслаждался. И это моё пребывание в Москве останется для меня одним из лучших воспоминаний».

Вскоре в Ясную Поляну пришёл ответ Чайковского: «Как я рад, что вечер в консерватории оставил в вас хорошее впечатление. Вы можете из этого вывести заключение, что пара ушей такого великого художника, как вы, способны воодушевить артистов в сто раз больше, чем десятки тысяч ушей публики. Вы один из тех писателей, которые заставляют любить не только свои сочинения, но и самих себя. Видно было, что, играя так удивительно хорошо, они старались для очень любимого и дорогого человека».

В дальнейшем Чайковский ещё несколько раз встречался с Толстым. Увлечённо говорили о музыке и искусстве. Сестре, А. И. Давыдовой, Пётр Ильич признавался:

– Я ужасно польщён и горд интересом, который ему внушаю, и со своей стороны вполне очарован его идеальной личностью.

Влияние писателя на великого композитора оказалось сильным и благотворным. Своей почитательнице и меценатке Н. Ф. фон Мекк он рассказывал:

– Нынешнею зимой я имел несколько интересных разговоров с графом Л. Н. Толстым, которые раскрыли и разъяснили мне многое. Он убедил меня, что тот художник, который работает не по внутреннему побуждению, а с тонким расчётом на эффект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, – тот не вполне художник, его труды непрочные, успех их эфемерен. Я совершенно уверовал в эту истину.

И не только в эту, добавим мы от себя.

Женские хитрости. Человек эгоистичен, почти каждый артист вдвойне. Когда Алиса Коонен, молодая актриса МХТ, собралась покинуть его, основатели театра были в ужасе.

– Как решились вы уйти от Станиславского, – говорила Мария Петровна, супруга режиссёра, – от вашего учителя, от вашего отца, который отдал вам так много заботы и внимания? Который так верил в вас! Когда Немирович сообщил ему эту новость, он был потрясён. Скажу вам по секрету, он плакал. Я пыталась успокоить его, а он сказал: «Это как если бы Игорю[44] выкололи глаза».

Коонен тоже переживала своё «предательство», да так сильно, что решилась лечь на профилактическую операцию аппендицита, имея своей целью отнюдь не медицинские нужды:

– Я знала, что Константин Сергеевич испытывает панический страх при одном слове «операция». Если я лягу в больницу, у меня будет повод попросить его благословить меня. Неужели он откажет, зная, что мне грозит смертельная опасность?

Это был сильный ход. Конечно, великий режиссёр не мог отказать молоденькой и ещё «глупенькой» актрисе:

– Благословляю на операцию. А что касается всего другого, переломаете себе руки и ноги и останетесь калекой.

Благословление получилось не слишком-то обнадёживающим и ещё большее смятение внесло в душу будущей знаменитости:

– Зажав рот рукой, чтобы громко не разрыдаться, я выскочила в коридор и уткнулась в плечо Елены Павловны[45], которая торопливо потащила меня в гардеробную. Мы бежали из театра переулками. Я рыдала навзрыд. Неожиданно грянул гром, разразилась гроза с отчаянным ливнем. Мы укрылись в церкви Вознесения. Здесь было пусто, тихо.

Церковь Большого Вознесения находится в конце Большой Никитской и связана с известным историческим событием, о котором упоминает Коонен:

– Я опустилась на колени. Но никакие молитвы не шли мне на ум. Внезапно мелькнула мысль – здесь венчался Пушкин. Я живо представила, как шафер держит венец над его головой, а рядом стоит Натали Гончарова, в белом платье с оборками, в венчальной фате с флердоранжем. В церкви было как-то торжественно. Поблёскивали золотые оклады икон, от немногих зажжённых свечей пробегали тени по стенам. «Вот театр», – подумалось мне. И в воображении вдруг встали образы – Жанны д'Арк со знаменем в руках, Ифигении в белой тунике, идущей к алтарю на заклание…

Елена Павловна вывела Алису из церкви. Шёл мелкий дождик, но солнце уже пробивалось из-за туч.

– Хорошая примета, – сказала покровительница молодой актрисы. – Видишь, гроза уже позади. Всё будет хорошо.

Пророчество сбылось: два десятилетия Алиса Георгиевна Коонен была гордостью и украшением Камерного театра.

Проситель. В июле 1919 года Ф. И. Шаляпин познакомился с Демьяном Бедным и с тех пор стал захаживать к нему. Причины для этого были разные, нередко самые непредвиденные.