Встречи на московских улицах

Никакой академичности, никакого отграждения от студентов. К преподавательской кафедре даже не подошёл; стал спрашивать, кому что непонятно в его учебнике, и тут же объяснял. Не лекция – оживлённая беседа.

Но вот экзамен. Реформатский удаляется из аудитории, и студенты судорожно хватаются за учебники. Минут через десять за дверью слышатся шаги и голос преподавателя. Книги и шпаргалки моментально прячутся. Но так называемая кривая на экзаменах Реформатского не вывозила никогда, и для студентов легкомысленных, неподготовленных экзамен превращался в пытку. Ильина вспоминала:

– Один мой однокашник появился в коридоре с таким лицом, будто вышел из бани; сел на первый попавшийся стул, вцепился руками в голову и забормотал: «Дубина. Осёл. Остолоп». Не мучителя проклинал, провалившись, проклинал себя.

Студенты обожали A. A. Реформатского, чувствовали, что они не безразличны ему. В преподавательской деятельности Александр Александрович руководствовался заветом своего учителя – Д. Н. Ушакова:

– Студент – он бывает со всячинкой, но его, сукиного сына, любить нужно!

Учеников у Реформатского было всегда много. В каких бы аудиториях ни читал он лекции, они заполнялись слушателями до предела. Студенты интуитивно ощущали его небезразличие к ним. Годы и годы спустя, старым человеком, Александр Александрович помнил не только всех своих учеников, но даже кто из них как учился.

– Такой-то? Как же, помню. Троечник.

– Такой-то? На твёрдую четверку знал, выше не шёл.

Да, он любил молодёжь. Студенты платили ему тем же. Ильина вспоминала:

«В октябре 1950 года мне представился случай воочию убедиться в том, как популярен Реформатский среди своих учеников… Александр Александрович позвал меня пойти с ним в Горпед[25] на обсуждение повести Юрия Трифонова „Студенты“, опубликованной в „Новом мире“. Мы явились в институт с опозданием, нас провели через боковую дверь, и, войдя, мы очутились за спинами президиума и того, кто в этот момент выступал… Внезапно зал взорвался аплодисментами. Недоумение президиума, растерянность выступавшего: с чего это они? Но глаза сидящих в зале устремлены поверх голов и членов президиума, и выступавшего, тот оборачивается, улыбается и сам начинает аплодировать…

И я была изумлена, пока не догадалась: студенты увидели Реформатского и бурно выражают свою радость. К нему подскакивают, его ведут, усаживают, а зал всё рукоплещет, я плетусь следом, ощущая неловкость, – эдакое триумфальное шествие под аплодисменты, не ко мне относящиеся. Усадили в первый ряд. Зал успокоился».

…Для сегодняшнего дня такие отношения между учащимися и преподавателями кажутся просто сказкой, фантазией старпёров. Но было, всё это было. Неслучайно ведь советская система образования считалась лучшей в мире, неслучайно её перенимали на Западе, перед которым мы уже около трёх десятилетий елозим на коленях.

К. Ваншенкин на рубеже 1940-1950-х годов учился в Литературном институте, поэтому ему пять лет пришлось потоптать его дорожки. Первый раз это случилось в августе 1948-го: