…Конечно, и этот эпизод с «расстрелом», и пребывание в здании, которое обстреливалось со всех сторон, запечатлелись в памяти Константина Георгиевича навсегда; и на склоне лет он писал о конце недельной «эпопеи»: «В серой изморози и дыму стояли липы с перебитыми ветками. Вдоль бульвара до самого памятника Пушкину пылали траурные факелы разбитых газовых фонарей. Весь бульвар был густо окутан порванными проводами. Около наших ворот длинным ручейком тянулась по камням замёрзшая кровь. Дома, изорванные пулемётным огнём, роняли из окон острые осколки стекла, и вокруг всё время слышалось его дребезжание.
Всё было кончено. С Тверской нёсся в холодной мгле ликующий кимвальный гром нескольких оркестров».
Это не комедь.
В конце 1920-х годов крестьянский поэт H. A. Клюев получил комнату в Гранатном переулке. Человек общительный, он имел много знакомых в среде творческих людей: писателей и поэтов, артистов и художников. Многие из них жили в центре города, и для посещения их был удобен трамвай «А», ходивший по Бульварному кольцу.«Аннушка», как москвичи называли трамвай этой линии, неспешно катила мимо усталого Гоголя и спокойного Пушкина; мимо Трубного рынка, где никогда не умолкал птичий гам, мимо кремлёвских башен, златоглавой громады храма Христа Спасителя и горбатых мостов через Москву-реку.
Несколько раз попутчиком Николая Алексеевича был Рюрик Ивнев, бывший друг Сергея Есенина. Клюев, человек экстравагантный, удивлял его многими своими поступками. Как-то ехали они в переполненном трамвае. Вдруг Николай Алексеевич засуетился и начал протискиваться к выходу. Пассажиры, конечно, ворчали; слышались возмущённые возгласы. Клюев жалобным голосом умолял пропустить его, так как ему надо выходить. Но пробившись на переднюю площадку, он прижался к стенке и стал пропускать выходящих. Послышались голоса:
– Гражданин! Гражданин! Что же вы не выходите – ваша остановка?
Трамвай тронулся, и Клюев спокойно заявил:
– Ну, теперь уже всё равно. Поеду дальше.
Проехали ещё остановок пять. Когда вышли, Ивнев спросил:
– Николай Алексеевич, для чего ты разыграл эту комедию?
– Это не комедь, – ответил Клюев серьёзным тоном, но в глазах его сверкали искорки смеха. – Я задумался, и мне показалось, что пора сходить.
– Что же ты тогда меня не поторопил?
– За всем не усмотришь…
В другой раз, когда трамвай остановился на Никитском бульваре напротив церкви Фёдора Студита, Клюев стал расспрашивать рядом сидящих:
– Уж вы простите меня, деревенского жителя. Я в Москве первый раз. Какая это церковь? Какого века? Я в этом деле ничего не понимаю, но хочется знать, а то скажут в деревне, что в Москве-то я был, а назвать церковь не могу.
Какой-то старичок сказал пару слов о храме. Это не удовлетворило вопрошавшего, и он спокойно заявил:
– Вы ничего в этом не понимаете, а берётесь объяснять.
И как учитель, поправляющий ответ ученика, поведал изумлённым пассажирам следующее. Церковь Феодора Студита построена в конце XV столетия и посвящена святому, в день празднования памяти которого закончилось «стояние на Угре» (ноябрь 1480) – бескровная победа над ордынцами.
В 1547 году церковь сгорела. Через 80 лет были построены кирпичный храм и колокольня, стоящая от него отдельно. Место расположения церкви знаменательно – тут москвичи встречали отца первого государя из династии Романовых Фёдора Никитича, когда он возвращался из польского плена. Церковь в это время была соборным храмом Фёдоровского-Смоленского-Богородицкого «больничного» монастыря, который предназначался для слуг Патриаршего двора.
При Петре I монастырь упразднили и церковь Феодора Студита стала приходской. В приходе этой церкви жил A. B. Суворов, около неё были похоронены его родители.
Храм сильно пострадал во время пожара 1812 года и был перестроен в стиле ампир. Двухъярусная колокольня храма – одна из первых шатровых колоколен Москвы.
…Сконфуженный «знаток древностей» протиснулся к выходу, не дожидаясь конца лекции, а Ивнев уже не спрашивал Клюева, зачем ему понадобилась очередная «комедь».
Быт и грёзы.
Татьяне Окуневской предстояло сниматься в фильмах «Пышка», «Горячие денёчки», «Майская ночь», «Последняя ночь», «Ночь над Белградом», «Ах, капитан!», «Пархоменко»… Но в 1929 году будущая кинозвезда была ещё школьницей и мечтала о своём «рыцаре». Впрочем, она его уже встретила:– Встретила виолончелиста. Он играет в фойе нашего маленького кинотеатра «Великий немой» на Пушкинской площади; они сидят втроём в углу под пальмой и играют перед каждым сеансом, а я улетаю и прилетаю обратно на землю, когда они складывают инструменты. Я бегаю туда всю зиму на деньги для школьных завтраков. Виолончелист ничего обо мне не знает, я прячусь за зрителями… Почему же тогда сейчас, на бульваре, он мне улыбнулся и поздоровался?
В размышлениях и грёзах Таня вышла к площади Никитских ворот, и там случилось невероятное, о чём пришлось отчитываться перед отцом: