Встречи на московских улицах

– Я думаю, что революция – это очень плохо, примеры – в людской истории. Плохо потому, что рушится всё настоящее, глубинное, сердцевина страны, нации. С водой выплёскивается ребёнок. Потому что только гений может найти в этих развалинах ту единственную тропинку, на которой страна может возродиться. Этого не получилось. Страна идёт к катастрофе. Революцию сделала интеллигенция. Ни крестьянам, ни рабочим она не нужна была. Им просто надо было сделать жизнь более отрадной. Теперь эти рабочие и крестьяне не знают, не понимают, что с этой революцией делать. Террор. Внутрипартийная борьба. Голод. Разруха. Что будет, непостижимо. Революция! И не где-нибудь – не во Франции, не в Германии, а в патриархальной стране! В России! Революция, по книгам, по теории, не созревшая, чужая стране! У меня такое ощущение, что мы и есть тот корабль, который несётся без руля и без ветрил.

Жизнь затягивала людей в свои жернова, а они трепыхались – сопротивлялись и изворачивались. Политические режимы приходят и уходят, а народ остаётся.

Автограф. В 1979 году режиссёр Виктор Доценко работал с Евгением Гинзбургом над телефильмом «Бенефис Гурченко». К участию в фильме были привлечены также Армен Джигарханян, Александр Ширвиндт и Марис Лиепа. С последним Доценко жил рядом.

Съёмки заканчивались обычно за полночь. И однажды Марис Эдуардович предложил режиссёру возвращаться домой вместе. У Лиепы была роскошная машина иностранной марки – подарок зарубежных почитателей таланта великого танцора. Когда машина остановилась у одного из домов Суворовского (Никитского) бульвара, милиционер, стоявший поблизости, от удивления раскрыл рот. Но как только машина отъехала, всё внимание стража порядка обратилось на вышедшего из неё Доценко. Сухо козырнув, милиционер потребовал предъявить документы. После чего начал качать права: кто был за рулём? Из какой страны? Как режиссёр очутился в иностранной машине?

Но не успел блюститель законности отвести душу, как с громким визгом, двигаясь задним ходом, перед ним остановился так раззадоривший его лимузин. Марис Эдуардович высунулся наружу и недовольно спросил:

– В чём дело, капитан?

– А вам какое… – недовольно начал тот, но, взглянув на Лиепу, мгновенно распылился в улыбке: – Извините, вы можете дать автограф моей супруге, Тамаре? Она вас так любит, товарищ… – он запутался на мгновение и неожиданно закончил: – Товарищ Спартак!

Лиепа усмехнулся и спросил, на чём капитан хочет получить автограф. Тот суетливо вытащил книжечку квитанций для штрафа и протянул артисту. «Тамаре от Спартака!» – написал Марис Эдуардович.

Довольный милиционер вытянулся по стойке смирно, приложил руку к козырьку фуражки и так стоял, пока машина не скрылась из виду. Потом повернулся к Доценко:

– Позвольте проводить вас до подъезда?

За считаные минуты грозный представитель власти преобразился в угодливого лакея. «Господи, как въелась в душу русского человека рабская психология», – с тоской подумал молодой режиссёр.

Режиссёр не обижался. Виктор Николаевич Доценко после съёмок шёл домой, на Большую Бронную. У Никитских ворот его остановила молодая симпатичная девушка.

– Здравствуйте, как давно я вас не видела! Почему вы к нам не заходите?

– Здравствуйте, – несколько растерянно произнёс режиссёр: девушка была ему незнакома.

– Не узнали? – обиделась та. – Я – Марина, ассистент по актёрам у… – и назвала довольно известную фамилию.

Доценко как раз недавно виделся с этим человеком. Поэтому улыбнувшись сказал:

– Не вызываете, вот и не видимся.

– Господи, столько раз звонила вам, но никто не отвечает.

У режиссёра радостно ёкнуло сердце: неужели хотят предложить роль?

– Может, у вас телефон изменился? – допытывалась девушка.

Ну конечно, изменился. Ведь он недавно переехал с Кутузовского проспекта. Радостно подтвердил:

– Да, сейчас у меня другой телефон.

Девушка открыла блокнот, чтобы записать новый телефонный номер, и аккуратно вывела: Андрей Миронов…

Всё сразу стало на своё место: обозналась, да ещё эти совпадения! Разочарование было обоюдным, но по крайней мере неоскорбительным для Доценко, который по этому случаю говорил:

– Меня путали с Олегом Далем, часто принимали за Гунара Цилинского, но за Андрея Миронова – впервые, и, вы догадываетесь, ни в одном случае я нисколько не обижался.

Вот и всё. Как-то в середине тридцатых годов артист МХАТа Г. Конский провожал писателя М. А. Булгакова домой. Шли по заснеженной Москве с Арбатской площади по Гоголевскому бульвару и Сивцеву Вражку в Нащокинский переулок.

Пересекли площадь, и Михаил Афанасьевич неожиданно остановился перед памятником Гоголю. Задрав голову, долго смотрел в лицо монумента. Потом молча обошёл памятник, всматриваясь в барельефы героев гоголевских творений.

Бульвар прошли молча. У входа в переулок внимание Конского привлёк большой рекламный щит с названием новой кинокартины, и он решился прервать молчание, несколько тяготившее его:

– Скажите, Михаил Афанасьевич, почему вы не пишете для кино? У вас это, наверно, замечательно бы получилось.