Встречи на московских улицах

Там теперь такая ж осень…
Клён и липы в окна комнат,
Ветки лапами забросив,
Ищут тех, которых помнят.

Их давно уж нет на свете.

Месяц на простом погосте
На крестах лучами метит,
Что и мы придём к ним в гости,

Что и мы, отжив тревоги,

Перейдём под эти кущи.
Все волнистые дороги
Только радость льют живущим…

Как истинно русский человек, поэт был отзывчив и жалостлив. Беспризорники постоянно привлекали его внимание. Сохранились воспоминания Бенеславской ещё об одном эпизоде из жизни Есенина, связанном с его отношением к малолетним изгоям общества:

«Идём по Тверской. Около Гнездниковского восемь-десять беспризорников воюют с Москвой. Остановили мотоциклетку. В какую-то „барыню“, катившую на лихаче, запустили комом грязи. Остановили за колёса извозчика, задержав таким образом автомобиль. Прохожие от них шарахаются, торговки в панике, милиционер беспомощно гоняется за ними, но он один, а их много.

– Смотрите, смотрите, – с радостными глазами кричит Сергей Александрович, – да они всё движение на Тверской остановили и никого не боятся. Вот это сила. Вырастут – попробуйте справиться с ними. Посмотрите на них: в лохмотьях, грязные, а всё останавливают и опрокидывают на дороге. Да это ж государство в государстве, а ваш Маркс о них не писал».

И целый день рассказывал всем об этом государстве в государстве.

Беспризорникам Есенин посвятил стихотворение «Русь бесприютная»:

Я только им пою,
Ночующим в котлах,
Пою для них,
Кто спит порой в сортире.
О, пусть они
Хотя б прочтут в стихах,
Что есть за них
Обиженные в мире.

Маяковский работает. Одесситка Е. Ю. Хин послужила художнику Е. Кибрику моделью при иллюстрации им романа Р. Роллана «Кола Брюньон». В июне 1926 года она знакомила с родным городом В. В. Маяковского, который возвращался из Америки в Москву, а в сентябре их роли поменялись.

В столице посещала музеи и выставки, а жила у знакомых в Большом Афанасьевском переулке, соседствующем с Гоголевским бульваром. Там она и встретила Маяковского:

– Идя по пустому, осыпанному неживыми сентябрьскими листьями бульвару, он стал рассказывать, что в детстве ему особенно нравилась одна книга, на картинках которой он видел высокого, худого и совсем не страшного рыцаря, восседавшего на костлявой лошади. Позади коня на ослике, касаясь земли ногами, плёлся такой смешной, такой толстый и маленький человечек.

Сразу поняв, что поэт говорит о героях Сервантеса, Евгения не просто слушала Маяковского, а как она говорила, внимала ему:

– Владимир Владимирович рассказывал, как мальчиком сделал себе меч, пику и латы и отправился странствовать. Он воевал с ветряными мельницами и одним взмахом меча сносил голову вместе с короной у Карла Великого. Он защищал бедных и преследовал богатых. С непередаваемой усмешкой иронии и грусти он очень мягко добавил: «И сейчас делаю то же!»

В следующий раз Евгения увидела Маяковского на Страстном бульваре. Она ускорила шаг, чтобы догнать его, но, почти поравнявшись с ним, притормозила. По походке поэта, по руке, отпечатывавшей ритм, она поняла, что он работает. Девушка тут же вспомнила, что Маяковский не раз говорил о своей способности работать на улице, в вагоне, в сутолоке редакции. Евгении посчастливилось увидеть это воочию:

– Мимо текли озабоченные москвичи, привыкшие к его необычайной фигуре. Владимир Владимирович в широком светлом пальто, в кепи с большим козырьком, то ускоряя, то замедляя шаг, движется по аллее, бормоча новую, только что пришедшую на ум строфу. Наконец он останавливается, вынимает книжку и что-то наскоро заносит туда. Я останавливаюсь перед ним, охваченная жадным любопытством.

Но любопытство тут же сменилось отчаянием: Евгения увидела затуманенные глаза поэта и поняла, что прервала какую-то его мысль, сбила ритм слагавшейся строки стихотворения. Но вот минута неузнавания, показавшаяся девушке вечностью, сменилась кивком поэта и предложением разделить его досуг. Это было счастье.