Встречи на московских улицах

– Кому нужны ваши рассказы? К чему они ведут? В них нет ни оппозиции, ни идеи. Развлечение и только.

– И только, – соглашался Чехов.

– А почему вы, позвольте вас спросить, подписываетесь Чехонте? К чему такой китайский псевдоним?

Антон Павлович засмеялся, а студент продолжал:

– А потому, что когда вы будете доктором медицины, то вам будет совестно за то, что вы писали без идеи и без протеста.

– Вы правы, – отвечал Чехов, продолжая смеяться, и вдруг предложил:

– Поедемте-ка в Сокольники. Прекрасный день. Там уже цветут фиалки. Воздух, весна.

По Садовой-Спасской шли пешком и продолжали спорить.

– Как вы думаете? – говорил Левитан. – Вот у меня тоже так-таки никаких идей. Можно ли быть художником или нет?

– Невозможно, – отвечал один из оппонентов, – человек не может быть без идей.

– Но вы же крокодил! – возмутился Исаак. – Как же мне теперь быть? Бросить?

– Бросить.

В разговор вмешался Чехов.

– Как же он бросит живопись? Нет! Исаак хитрый, не бросит. Он медаль на шею получил. Ждёт теперь Станислава. А Станислав – это не так просто. Так и называется: «Станислав, не бей меня в морду…».

Художники смеялись, студенты сердились, а Левитан продолжал донимать их вопросами:

– Какая же идея, если я хочу написать сосны на солнце, весну?

– Позвольте… сосна – продукт, понимаете? Продукт стройки. Понимаете? Дрова – народное достояние. Это природа создаёт для народа. Понимаете? Для народа…

– А мне противно, когда рубят дерево, – возражал Исаак. – Они такие же живые, как и мы, и на них поют птицы. Они, птицы, лучше нас. Я пишу и не думаю, что это дрова. Это я не могу думать. Но вы же крокодил!

– А почему это птицы певчие лучше нас? – негодовал студент.

– Это и я обижен, – вмешался Чехов. – Исаак, ты должен это доказать.

– Потрудитесь доказать, – обрадовался поддержке писателя студент.

– Глупо это! – отрезал Левитан.

…У Красных ворот сели на конку. До Сокольников путь был неблизкий: Каланчёвская – Краснопрудная – Сокольническое шоссе. В дороге внимание пассажиров привлёк Левитан. Одна мещанка протянула ему пасхальное яйцо:

– Съешь, красавчик. Батюшка мой помер. Нынче сороков. Помяни его.

Исаак спросил, как звали преставившегося, чтобы помянуть его.

– Да ты што, красавчик, нешто поп? – удивилась баба. – Звали родителя Никита Никитич… А как семинарию окончишь, волосы у тебя будут хороши. Приходи в Печатники. Анфису Никитишну все знают. Накормлю. Небось голодные, хоша учёные.

Чехов смеялся, студенты были серьёзны; в них чувствовалась какая-то придавленность, неумение и нежелание отдаться светлой минуте жизни. Даже великолепие природы не расшевелило их. «А лес был таинственно прекрасен. В лучах весеннего солнца верхушки сосен красноватыми огнями сверкали на глубоком тёмно-синем небе. Весна была так хороша!»

Меценат. С. И. Мамонтов (1841–1918) был крупным предпринимателем и создателем Мамонтовского кружка, в который входили крупнейшие художники рубежа XIX–XX веков. По его же инициативе в старой столице появилась Частная русская опера.

Савва Иванович владел имением Абрамцево по Ярославской железной дороге, а в Москве – домом 6 на Садовой-Спасской улице. Туда как-то зашёл молодой художник К. А. Коровин. Его появление в апартаментах промышленника оказалось очень кстати: Мамонтову принесли небольшой увесистый тюк.

– У меня есть к вам просьба, – обратился Савва Иванович к художнику. – Вам сейчас подадут лошадь. Будьте добры, отвезите тюк в правление, вы знаете, на Ярославскую дорогу, и передайте его Анатолию Ивановичу. Это ценные бумаги. А оттуда проедете к себе, захватите краски, холст. А я должен съездить в банк. Возвращайтесь назад сюда – поедем в Абрамцево.

Тюк Коровин передал брату Саввы Ивановича и вернулся на Садовую-Спасскую. Мамонтов предложил ему наскоро закусить и спросил:

– А вы знаете, что вы отвезли?

– Нет.

– Деньги. Десять миллионов.

– Что же вы мне не сказали?

– Вы бы не повезли, испугались. Я бы и сам не повёз.

– Чьи же это деньги?

– Государства, казны. Взнос по постройке Архангельской дороги[33].

– Отчего же артельщики не повезли?

– Мало ли что могло быть, а вас никто не знает. В голову не придёт.

Довольный благополучно завершившейся операцией, Мамонтов поехал отдыхать. На Ярославском вокзале Коровин имел возможность наблюдать за отношением к нему персонала вокзала:

– Я заметил, как любили Савву Ивановича простые служащие, носильщики, кондуктора, начальник станции. Он имел особое обаяние. Никогда не показывал себя надменным хозяином, не придирался, не взыскивал, со всеми был прост. По многу лет люди служили в его учреждениях. Он не сказал мне никогда ни про кого плохо. Если были трения, он отвечал иронией.

Железная дорога Москва – Ярославль – Архангельск первый десяток километров идёт параллельно современному проспекту Мира и Ярославскому шоссе. И Мамонтов обратил на это внимание художника: