Встречи на полях

– Дело не в тебе, – возражает Уилл, глядя на проходящую мимо пару, в которой женщина, судя по всему, считает, что свадебные платья должны быть сделаны целиком из черной кожи. – Просто у меня был очень плохой опыт.

– Что… Ты случайно женился в Вегасе?

– Нас чуть не обвенчал священник в пресвитерианской церкви.

Я киваю.

– А-а. Так у тебя небольшой ПТСР, связанный с алтарем. Интересно.

– Это было неверное решение, принятое в верный момент.

Я вскидываю бровь, но не развиваю эту тему, пока мы спускаемся по лестнице и идем к выходу из здания. У меня и так ощущение, что я неожиданно нашла сундук с кладом в виде информации. Мне кажется неразумным спрашивать о деталях.

– Ну, я больше не буду дразнить тебя тюлем.

– Или голубями, – добавляет он и, улыбаясь, открывает дверь. – Мне трудно на них смотреть.

– Ладно. Голубями тоже, – соглашаюсь я. – Но у тебя проблема только с ними или со всеми птицами, а то, думаю, нелегко ходить по улице…

Я умолкаю, когда мы выходим на широкую бетонную лестницу перед фасадом старого здания. Тучи наконец объединились и решили одним махом сбросить все свои осадки. Ветер стих, и теперь огромные хлопья снега – я таких в жизни не видела – просто падают на землю. Они покрывают фонари. Стойки для велосипедов. И землю, насколько простирается взгляд.

Я поднимаю лицо к небу и улыбаюсь, потому что в такой момент поистине нельзя удержаться от улыбки.

Толстые снежинки цепляются за мои ресницы, и я опускаю взгляд. Отчаянно моргая и вытирая веки, замечаю выражение лица Уилла. Он смотрит не на небо. И не на покрытую снегом землю. Он смотрит… на толпу.

Любопытствующих людей.

Они образовали коридор на лестнице. Некоторые из них машут постерами с нарисованными сердечками. Другие бросают рис в парочку, которая держится за руки и пробегает сквозь толпу. Все радостно кричат.

Когда пара перед нами спускается на тротуар, толпа выжидающе поворачивается к нам с радостными лицами.

Уилл застывает. Смотрит на заверенную бумагу, которая, осознаю я, очень даже похожа на свидетельство о браке.

А потом на меня.

У него в глазах возникает веселый вопрос.

Я улыбаюсь в ответ.

– Ну, по крайней мере голубей нет.

Не теряя больше ни секунды, он хватает меня за руку и триумфально поднимает бумагу в воздух. Пока мы спускаемся по ступенькам, женщина, которая явно обожает истории любви, трясет постером и громко визжит. Нам в лицо летят не только снежинки, но и рис, и его так много, что я морщусь и полпути закрываю глаза.

Эйфория.

Несмотря на окружающий нас хаос, я не могу не обратить внимание на руку Уилла в моей собственной.

Внезапно то, насколько она шершавая, кажется логичным. Внезапно я представляю его в старой кухне с пожелтевшим линолеумом на полу, где он каждое утро выбирает один из кофейников. Смотрит на снег на заднем дворе своего детства. Думает о трудолюбивом отце – возможно, с сожалением, возможно, предаваясь приятным воспоминаниям, – а также о жизни, смерти и их переплетении. Об удачных и неудачных ошибках, которые ведут нас вперед.

Уилл держит меня за руку, пока мы спускаемся на тротуар, и наконец, когда мы огибаем здание и скрываемся из виду толпы, отпускает ее.

Выдыхает и улыбается мне.

– Они так на это надеялись, – извиняющимся тоном произносит он.

– Согласна, – говорю я, улыбаясь в ответ. – Мы не могли их подвести.

Я понимаю, что он стоит очень близко ко мне. На несколько сантиметров ближе, чем требует обычный разговор. Достаточно, чтобы я могла почувствовать слабый аромат кедра и машинного масла, который источает не только его внедорожник, но и он сам.

Моя ладонь тут же замерзает без его руки, и мне хочется снова ощутить тепло и комфорт от его прикосновения.

Между нами падают снежинки, и во взгляде Уилла формируется едва заметный вопрос. Над его головой будто возникает пузырь с мыслями. Но, что бы ни было внутри, он не лопается, а Уилл ничего не говорит.

Вместо этого он снова улыбается и разворачивается по направлению к парковке.

Я тем временем, изо всех сил пытаясь игнорировать разочарование, прячу руку в карман пальто.

Переваривая произошедшее за последние полчаса, мы идем по усыпанному снегом тротуару и прокладываем тропинку из свежих следов. Мы оба молчим. Что вообще можно сказать боссу после едва не состоявшейся росписи?

Когда мы подходим к машине, Уилл со скрипом открывает передо мной дверь, и на секунду я жалею, что это не он редактирует мою рукопись. Что я не им увлеклась настолько, что больше ни о ком не могу думать. Мне нравится Уилл.

Можно признаться открыто, пусть и только самой себе.

Но я не могу отрицать, что тот, о ком я думаю днями и ночами, тот, с кем постоянно разговариваю у себя в голове, тот, кто знает меня наизусть, поддерживает, критикует и пытается понять меня, кто слушает мои (хорошие и плохие) истории и делится своими, тот, разговоры с кем я радостно предвкушаю каждое утро, и тот, от кого я хочу большего каждую ночь, когда ложусь спать, – это мой таинственный редактор. И ничто, даже то, что мы, держась за руки, пробежали между рядами аплодирующих нам людей, этого не изменит.

Пришло время познакомиться с моим редактором.