Встречи на полях

– Давай уйдем отсюда. Сейчас же. Куда угодно. Сделаем что угодно. Черт, да мы можем хоть сейчас долететь до самого Вегаса и пожениться. Только пожалуйста, пожалуйста, прости меня за все, что я сделал. И обещаю… всю оставшуюся жизнь я буду пытаться загладить свою вину.

Я смотрю на него. Вдалеке, за занавесом, я слышу какой-то гул и звон бокалов. Но в основном мое внимание приковано к его глазам. К его отчаянным, уставшим, голодным глазам, которые пристально смотрят в мои.

Феррис хочет уйти от Оливии.

Он жалеет, что бросил меня.

Он хочет… жениться на мне.

Прямо сейчас.

У меня ощущение, что моя голова – это корабль с кучей разных ящиков, который взорвался, и теперь я пытаюсь разобраться в обломках и на каждом повороте нахожу новые пугающие эмоции и воспоминания.

Но вместе с этим мне приходит на ум одна мысль. И не отступает.

В этот момент я получила все, о чем мечтала.

В один краткий миг все мои тайные надежды и мечты, которые я лелеяла в течение последнего года, осуществились. Оливии разобьют сердце, как и мне. Хоть раз в жизни Оливию отвергнут, несмотря на ее идеальную линию подбородка, неутомимое упорство, стиль жизни кролика «Энерджайзера» и целый ряд достижений в аккуратных рамочках. А я… возможно… снова буду с Феррисом.

Выйду замуж… за Ферриса.

И наконец-то получу свой сказочный финал.

Как долго я мечтала, пусть и предельно тихо, о том, чтобы выйти за него? Треть жизни.

И все же.

Громче всего в моей голове – и это самое странное – звучат слова Уилла Пеннингтона. Не Сэма, моего таинственного редактора. А Уилла.

Те, которые он сказал мне, глядя в глаза, у здания суда: «Ты заслуживаешь того же счастья, которого желаешь им».

И он прав.

А счастье для меня не в Феррисе. Долгое время оно заключалось в мечте о нем. Представлении о том, какими мы могли быть. Но сам он никогда не был моим счастьем.

Мое счастье – это Уилл.

За этой мыслью сразу следует другая: «Ну разумеется. Как ты вообще могла считать иначе?»

Так было с самого начала. Каким бы прекрасным ни был мой таинственный редактор, Сэм, но при каждой нашей встрече мне не хватает того, что нельзя создать искусственно. Как бы я ни пыталась, я не могу насильно зажечь между нами искру, если ее нет. Хотя мне и больно признавать это.

Я делаю шаг назад и замечаю вопрос в глазах Ферриса.

Он что, правда думал, что я вернусь к нему? От этой мысли к моим щекам приливает жар.

– Я понятия не имела, что ты так ко мне относишься, Феррис, – говорю я, отряхивая платье, будто отряхиваясь от этого разговора. – Мне очень жаль это слышать.

Он изумленно округляет глаза.

– Конечно ты знала, Савви. А как же кофе и наши разговоры? А как же цветы? Ты знала…

– Ну, видимо, в этом и проблема, Феррис. Трудно понять, что ты пытаешься флиртовать со мной, когда ты приносишь и мне, и своей невесте кофе по утрам, а вечером даришь цветы от вас обоих.

Феррис замирает.

– Они были не от нее. Они все были от меня. Только от меня.

То, что он сказал «все», заставляет меня задуматься. Я замолкаю, а потом поднимаю палец.

– Ты дарил мне больше одного букета?

– Два! – восклицает он. – Дважды за прошлый месяц! Я знаю, что приносить их к тебе на работу было рискованно, но я должен был это сделать. – Он снова энергично проводит рукой по волосам. – Я должен был показать тебе, что ты мне небезразлична. Я с ума схожу без тебя…

Я замечаю, что он снова тянется к моим рукам, и отпрыгиваю назад, будто ко мне медленно ползет медноголовая змея.

В этот момент мой взгляд выхватывает знакомый оттенок «воинского синего» у Ферриса за спиной.

Лицо Оливии перекошено от ужаса, а ее длинные тонкие пальцы прижаты к губам. Ее глаза блестят от слез, но, несмотря на это, я вижу, что она готова защитить свою старшую сестру.

– Прости, Феррис, – говорю я, стискивая зубы. – Мне нужно помочь сестре. Удачи тебе там, куда приземлится твоя гнусная задница.

И, не теряя больше ни секунды, я отхожу от него и тянусь к сестре, которая после шестилетнего перерыва наконец разрыдалась.

Глава 19

Казалось бы, невозможно использовать столько синонимов, чтобы описать одно и то же.

– Да, – говорю я, кивая и заходя в комнату. – Он ужасен.

– «Ужасен» – это еще мягко сказано, – возражает Оливия, ожесточенно вытирая нос бумажным платочком. – Он самый недоделанный, омерзительный, гнусный, непорядочный мужчина, который когда-либо существовал на земле.

Она протягивает руку с платочком в мою сторону, и я подаю ей стаканчик мороженого. Еще один.

Стоя в дверях, смотрю на часы. Тринадцать минут девятого. Я уже два часа подношу Оливии платочки, мороженое, сыр и коробки овсяных хлопьев, которые она ест всухомятку. Кажется, я ее сломала. Один ободряющий комментарий насчет того, что она может сделать небольшой «перерыв» в диете, – и вот к чему это привело. К этому.

Но тринадцать минут девятого – это еще не так плохо. Если я смогу ускользнуть сейчас, то успею встретиться с Сэмом. Если потороплюсь.

Я делаю шаг в сторону коридора.

– Я, наверное, быстренько сбегаю в магазин. Могу принести что-нибудь на утро. Хочешь, Оливия? Может, тот вкусный йогурт, который ты любишь?