Звуки из деревни отстали от нас на середине пути, и казалось, что на острове мы совершенно одни. Одни посреди дикой, нетронутой людьми природы. В кронах сосен, позади нас, выл ветер. Впереди рябили ряды берез и осин. Я запрокинула голову, и заметила, как с одного дерева на другое перелетела огромная птица.
— Кажется, что мы одни в целом мире, — сказала я, не опуская голову.
— И это прекрасное чувство, — отозвался мужчина.
Я чувствовала на себе его взгляд. И это возбуждало. Я облизнула пересохшие губы. Но когда я повернулась к мужчине, он тут же отвел взгляд. Хотя готова поклясться, что он рассматривал мою фигуру. Художник установил треногу, и выровнял для моего роста.
— Приступайте.
После того, как он бросил эту короткую фразу, он решительно пошел к самому краю обрыва, и беззаботно уселся, свесив ноги над пропастью.
— Вернитесь обратно! Вдруг берег «поплывет! — я шагнула к нему, но мужчина движением руки остановил меня.
— Вот это и нарисуйте.
— Я не буду рисовать! Вернитесь! Слышите, там камни посыпались!
— Значит, рисуйте быстрее, — усмехнулся художник, глядя вниз, в бездну. — Я хочу, чтобы вы рисовали интуитивно. Что вы сейчас чувствуете?
— Мне за вас страшно! Пожалуйста, вернитесь! — со слезами в голосе ответила я.
— Почему вам за меня страшно?
— Потому что там камни внизу, и спуск крутой. Вы что, не видите? Если вы упадете, то разобьетесь!
— Это и рисуйте. Человек, который вам нравится, оказался на краю обрыва, и это угрожает ему гибелью. Нарушайте правила! У вас нет времени на построение композиции и ожидание хорошего света.
— Пожалуйста, — заскулила я, и сделала шаг к художнику.
— Вы вынуждаете меня сделать ЭТО, — мужчина улыбнулся, и сдвинулся еще ближе к краю.
Я показала руками, что согласна, лишь бы он больше не делал движений. Начала по правилам строить центр композиции, но руки дрожали, и я довольно грубо высказалась.
— Вы идиот!
— Есть немного. Не отвлекайтесь.
Я снова подняла глаза, и заметила, как на фоне, вдалеке, кружит эта огромная птица. Не разбираясь в породах птиц, я почему-то сразу решила, что это хищник. Черная, в длинными крыльями, быстро планирующая. Она маячила на горизонте, как дурной знак. Руки, будто бы сами собой, без моего участия, начали быстро класть краску. Без наброска.
Без плана рисунка. Без концепции.
На фоне появилось огромное крыло, которое будто бы обхватывало фигуру художника. Как знак смерти, как символ опасности. На переднем плане разместилась беззаботная фигура мужчины, мне даже показалось, что он болтает ногами, сидя над самой пропастью.
— Кто вам внушил, что нужно рисовать «по правилам»?
— Никто. Это само собой разумеется, — не поняла вопроса я.
— Нет, кто-то поселил эту мысль в вашу голову. Вы учились в художественной школе?
— А нам обязательно сейчас это обсуждать? Чем меньше вы будете меня отвлекать, тем быстрее я закончу, и мы уйдем отсюда.
— Мы никуда не торопимся, — спокойно сказал мужчина.
— Да, я училась в художке.
— Вас хвалили?
— Не сразу. Первые года маме советовали не тратить время. И мое, и преподавателей.
— Вас считали бесталанной?
Я вздрогнула. Будто бы услышала голос Кирилла Робертовича, который отчитывает меня, обвиняя в бездарности.
— Да, — тихо призналась я, пытаясь не отвлекаться от мольберта.
— Почему? Вы не справлялись? — настаивал художник.
— Я уже не помню. Меня рано отдали учиться.
— У вас сохранились детские работы? Я бы посмотрел.
— Вряд ли. Может быть, мама хранит. Я никогда не интересовалась.
— Ну, у вас же есть какие — то детские воспоминания? Как вы рисовали?
— Ну, хватит, а? Вернитесь сюда. Я закончила.
— Нет, не вернусь, пока не расскажите.
Я вздохнула.
— Я не помню, как и что я рисовала. Помню только, что папа… — я запнулась.
— Продолжайте.
— Папа очень разозлился, что учителя мной недовольны. Он кричал,
что я должна рисовать правильно.
— А кто у нас папа?
— Скульптор.
— Теперь все понятно, — мужчина повернулся ко мне, заметив, что я сдерживаю слезы. — Идите сюда.
Я нерешительно сделала пару шагов, и вытянула голову, чтобы увидеть край обрыва.
— Идите сюда! Вы же не можете не доверять человеку, который вам якобы полгода снился, — улыбнулся художник, протягивая руку.
— «Якобы»? Вы мне не верите? — от удивления я даже перестала всхлипывать.
— Не верю, — честно признался художник.
— Я вам докажу! — упрямо сказала я. — Я вас нарисовала задолго до того, как мы встретились здесь, на острове.
— Ладно-ладно, — по интонации было ясно, что мужчина мне не верит, просто решил прекратить спор. — Идите сюда.
Я вытерла ставшую холодной на ветру слезу рукавом, и подошла к мужчине, подав свою ладонь. Он резко дернул меня к себе, и я, оглушенная собственным визгом, оказалась рядом с художником. Крепко зажмурила глаза, боясь увидеть, как лечу вниз.