По ярко-голубому, как небо, пруду, скрывая водоросли, плыли, будто стадо белых овец, облака. Вода рябила, потревоженная сильными взмахами рук. Коля был уже около камышового островка. В починке так, саженками, бесшумно, плавали все подростки и мужчины. Женщины и ребятишки, как Тонька и Натка, плавали «по-собачьи».
На обратном пути Коля греб одной рукой, а в другой держал над водой пушистые, с подпалинами камышовые палки.
— Вот это да! — восхищенно причмокнула языком Натка, облизывая сладкие от шоколада губы.
— То-то же! Ты думала, Героя каждому отваливают. Мать говорит, Коля еще на кордоне Белую запросто переплывал. А сказать, за что Героя ему дали?
— Сказать.
— Он первый переплыл самую большую реку.
— Ну да? А как она называется?
— Вот я не помню как. Надо у него спросить. По ней еще немцы из пулеметов строчили и бомбы сбрасывали.
— Счастливая ты, Тонька, — глубоко вздохнула Натка. — Вон у тебя брат какой: воюет, как Чапаев, конфеты носит в карманах. Можно жить с таким братом. А наш Толька, чуть что — сразу шалабаны ставит… Ты, Тонька, больше не зови меня Курицей Мокрой, а то он придирается, что сдачи тебе не даю. Заставляет учить приемы разные.
— Это ты-то сдачу? Ха! Ха! Ха! Ой, умора! Ой, от смеха даже в боку колет. — Тонька вскочила и начала прыгать на одной ноге, попеременно склоняя голову вправо и влево. Так девчонки выливали попавшую в уши воду.
— Чо шоколад-то не ешь?
— Если донесу до дому, Толе попробовать дам. Ох и сладкий, правда, Тонь? Как кулага.
— Ага! Его, наверно, тоже из солода делают.
Выйдя на берег, Коля поднес девчонкам букет из высоких, будто свечи, бархатистых палок камыша.
Очень хотелось Натке и Тоньке пройти рядом с Героем по улице починка, но Коля свернул берегом Ольховки на конный, чтобы поскорее увидеть мать.
На конном первой бросилась обнимать Героя Клавдя. Оня-конюшиха, увидев сына в военной форме, перетянутого лейтенантскими ремнями, с Золотой Звездой на гимнастерке, так оробела, что не могла сдвинуться с места. Коля освободился от объятий Клавди и подошел к матери.
— Ох ты, господи! Красавец ты наш! — уткнувшись сыну в плечо, плача, счастливо всхлипывала Тонькина мать. — Спасибо, нас не забыл. Домой завернул.
Придя в себя, Оня приосанилась, забрала из рук сына чемодан.
— Важный ты очень в форме-то. Даже боязно подходить.
— Что вы такое говорите, мама! А Егорша, Шурка и Панька, они не с тобой работают?
При упоминании о Паньке Оня молча опустила на траву чемодан, тяжело оперлась на изгородь.
— Ну вот! Я и сам донесу, — Коля подхватил чемодан и взял мать под руку. — Что замолчала, мама?
Оня поднесла руку к горлу и горько глотнула.
— Скотину они пасут, — медленно и сипло проговорила она. — Сам все увидишь теперя…
Засыпая в тот вечер на веранде, Натка слышала, как у колодца соседки обсуждали приезд Героя.
— Гляжу, Клашка уже обнимат, ничуть не тушуется.
— А как же! Красавец, орел! — певуче, врастяжку приговаривала баба Настя. — Совсем запамятовала, ведь луку я нащипала, Оня. Помнится, Коля любил пироги луковые. Хошь бы что-ненабудь состряпать.
— Дак из чего, Максимовна, стряпать? Муки ни бусинки.
— Сходи в правление. Должны для такой встречи кило либо два выписать.
— Да где там! Разве Баянов раскошелится? Вон над Маряшей как измывается.
— С Маряшей другое дело. Их в раёне рассудят. А ты сходи. Кто тут в округе когда Героя видывал?
— С Георгием в ерманскую, помню, нашенские прихаживали, а чтобы насчет Героя не слыхивали.
На другой день телят пригнали, как всегда, до грозы. Девчонки размещали их в загородки, а баба Настя той порой наносила в баню воды, приготовила сухую растопку.
После грозы на небе еще радуги не истаяли, а из-за клочковатых, быстро бегущих туч выглянуло чистое, промытое солнце.
Пока хозяйки доили коров, со скотиной управлялись, над починком взметнулись уже два негустых синих дымка. Это баба Настя затопила в огороде свою белую баню для прославленного гостя — Героя, а в Онином дворе Егорша, Вовка и Толя разожгли железную печку с котлом. Правление колхоза выделило ради такой встречи три килограмма муки.
К Налимовым начал собираться народ. Каждый нес из дому что мог: творог, сметану, яйца, капусту, лук, картошку. На вынесенных из дому и поставленных прямо на траве столах Оня, Маряша, Женя Травкина, Клавдя, Галина Фатеевна принялись готовить общественные пельмени.
Ребята подкладывали в топку щепки и короткие чурочки, носили в котел воду. Оня и Женя Травкина приправляли в эмалированных тазиках начинку — капусту и творог. Маряша и Клавдя катали тесто. Остальные собравшиеся колхозники, окружив Колю, сидели у бани на бревнах и вели беседу: о посевах, о видах на новый урожай. А больше расспрашивали, где воевал Коля, за что получил Героя и скоро ли немцам будет крышка.
Натка и Тонька, сияющие, причесанные по-праздничному, как взрослые женщины, на прямой пробор, сновали из избы в избу, из двора Усаниных в двор Налимовых. То баба Настя за дровами пошлет, то женщинам какая посуда потребуется.