Встревоженная официантка

– Другими словами, вы получили неприкосновенность за любое совершенное вами преступление, в обмен на ваши показания?

– Речь не шла ни о какой сделке. Окружной прокурор пришел к заключению, что мои намерения абсолютно честны.

– У вас при себе имелась стодолларовая купюра?

– А это преступление?

– Я задал вопрос.

– Да, имелась.

– Как долго она у вас хранилась?

– Не помню.

– Попробуйте вспомнить.

– Я не помню, когда она у меня оказалась.

– Значит, у вас очень плохая память, – заметил Мейсон. – Я готов представить компетентное свидетельство о том, что вы отправились в свой банк, попросили дать вам стодолларовую купюру и...

– Хорошо, у меня имелась стодолларовая купюра. Это мои деньги. У меня было полное право снять их со своего счета в банке, когда мне заблагорассудится.

– А разве не является фактом, что вы отправились в дом Софии Атвуд, прихватив с собой стодолларовую купюру, с намерением подбросить ее в комнату, занимаемую обвиняемой, с тем чтобы в дальнейшем, при тщательном обыске комнаты полицией по вашему наущению, эту стодолларовую купюру нашли спрятанной под матрац или в каком-то другом месте, что явно указывало бы на вину Катерины Эллис?

– Нет.

– Я считаю, что ваши действия говорят громче, чем ваше отрицание. Вы на цыпочках заходили в спальню, намереваясь подбросить купюру, когда натолкнулись на радиатор, опрокинули титан с водой, послышался страшный грохот и вы поняли, что не один в доме. Но, прежде чем вы успели скрыться, вам пришлось встретиться с Полом Дрейком и со мной.

– Это неправда, я не ронял никаких титанов, – заявил Баксли. – Это, скорее всего, дело ваших рук, или Пола Дрейка. Именно грохот испугал меня, и я бросился бежать, пытаясь добраться до лестницы.

– И вы все еще отрицаете, что намеревались подбросить эту стодолларовую купюру в комнату обвиняемой?

– Отрицаю.

– Это все, – с презрением в голосе сказал Мейсон, поворачиваясь спиной к свидетелю.

Баксли уже собирался покинуть место дачи свидетельских показаний, когда судья Черчилл постучал карандашом по столу.

– Мистер Баксли, подождите минуточку, – попросил он. – Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Вы знали, что Катерину Эллис обвиняют в краже ста долларов из шляпной коробки?

– Да.

– И вы отправились в свой банк, сняли сто долларов со счета одной бумажкой, а затем среди ночи поехали в дом Софии Атвуд и провели какие-то манипуляции с замком, чтобы проникнуть внутрь?

– Ну, если вы намерены это представить таким образом, то да.

– И вы хотите, чтобы Суд поверил, что у вас были совсем невинные намерения?

– Да, Ваша Честь.

– Я этому не верю, – заявил судья Черчилл. – Я считаю, что вы лжете. Я думаю, что вы приготовили эту стодолларовую купюру для дурных целей. Судья Черчилл сурово посмотрел на Гамильтона Бергера. – Это ваш свидетель, господин прокурор. И Суд заявляет вам прямо здесь и сейчас, что я не верю его показаниям.

– Я считаю, что они имеют определенную ценность, – ответил окружной прокурор.

– С моей точки зрения, они не имеют никакой ценности, – возразил судья. – Суд считает, что сделана попытка обвинить в краже эту девушку. По мнению Суда, все дело – фальшивка.

– Но, Ваша Честь, у нас есть и другие доказательства. Мы собираемся показать, что обвиняемая тайком наведалась в дом поздно ночью как раз в то время, когда напали на Софию Атвуд, у нас есть доказательства, показывающие, что ее отпечатки пальцев остались на коробке, из которой пропали деньги; мы в состоянии представить достаточно сильные косвенные улики совершения кражи и нападения с намерением уклониться от ответственности за кражу.

– Если она украла деньги вечером, то зачем ей было возвращаться ночью, чтобы убивать Софию Атвуд? – спросил судья Черчилл.

– Мы признаем, что с полной достоверностью не установили мотивацию, заявил Гамильтон Бергер.

– Я не собираюсь препятствовать вам в представлении других доказательств, но, что касается этого свидетеля, Суд не верит его показаниям.

Судья Черчилл с холодным выражением лица откинулся на стуле, высказав свое окончательное мнение.

Бергер с минуту колебался, явно размышляя, пытаться ли ему реабилитировать свидетеля, но потом решил этого не делать.

– Ладно, мистер Баксли, – обратился он к свидетелю, – у меня больше нет к вам вопросов.

– Хорошо, я скажу всю правду! – внезапно закричал Баксли. – Я отправился туда, чтобы помочь обвиняемой, а не навредить ей!

Мейсон резко повернулся к свидетелю.

– А как вы планировали ей помочь? – поинтересовался адвокат защиты.