Встревоженная официантка

– Я намеревался положить эту стодолларовую купюру в шкаф Софии Атвуд, а не в комнату обвиняемой. Коробка свалилась с полки. Я собирался предложить провести тщательный осмотр шкафа, основываясь на теории, что коробку могла столкнуть мышь или крыса, крышка соскочила с нее, стодолларовая купюра завалилась куда-то в задней части шкафа – возможно, за какой-то предмет одежды или туфель. Я знал, что полиция обыскала комнату обвиняемой, но предполагал, что шкаф тщательно не обыскивался. А если бы они после моего предложения осмотрели бы шкаф и обнаружили стодолларовую купюру, они предположили бы, что это и есть те сто долларов, что выпали из коробки, что никакой кражи на самом деле не совершалось, и доброе имя обвиняемой было бы восстановлено.

Мейсон задумчиво посмотрел на Баксли.

– А почему вы так стремились восстановить доброе имя обвиняемой, что готовы были даже расстаться с вашими собственными ста долларами и намеренно сфальсифицировать доказательства?

– У меня есть личные и частные причины. Я знал, что если обвиняемой удастся оправдаться и доказать свою невиновность, несмотря на отсутствие стодолларовой купюры, то подозрение падет на меня. Я не мог допустить подобного: у меня есть кое-какие далеко идущие жизненные планы. Это правда.

Мейсон несколько минут молча не сводил глаз со свидетеля, а потом заявил резким тоном:

– Это все.

– Секундочку, – остановил Баксли судья Черчилл. – Мне хотелось бы узнать, почему вы раньше не сказали правду?

– Потому что мне не хотелось признаваться, что я пытался подложить сто долларов в шкаф.

– Вы знали, что находитесь под присягой, когда заняли место дачи свидетельских показаний?

– Конечно.

– Тем не менее, вы скрыли реальные планы, пытались врать о том, когда получили стодолларовую купюру, старались представить, что эта купюра оказалась у вас случайно, вы не объяснили свои мотивы появления в доме Софии Атвуд.

– Да, я сделал многое, что не следовало делать, – согласился Баксли. – Но вы не можете обвинить меня в попытке сфабриковать обвинение и подтасовать доказательства против мисс Эллис. Я старался помочь ей выкарабкаться из затруднительного положения, в котором она оказалась.

– Вы не говорили об этом окружному прокурору?

– Конечно, нет.

– Очень странное дело, – заметил судья Черчилл. – Здесь есть аспекты, которые мне не нравятся. Совсем не нравятся. Я не собираюсь заранее приходить к каким-либо выводам до того, как услышу все свидетельские показания и стороны представят все доказательства. Но уже сейчас вполне очевидно, что благовоспитанная на вид молодая женщина обвиняется в преступлении при обстоятельствах, которые кажутся Суду весьма подозрительными. Мистер Баксли может покинуть место дачи свидетельских показаний. Приглашайте следующего свидетеля, господин окружной прокурор. Но, хочу заметить, что вы, по меньшей мере, слишком рано приступили к представлению своей версии в Суде.

– Мистер Мейсон не объяснил, что он делал в доме – по крайней мере, так, чтобы эти объяснения удовлетворили меня, – заявил Гамильтон Бергер. Если Высокий Суд намерен рассматривать сомнительные обстоятельства...

– Меня не интересуют мотивы мистера Мейсона, – перебил судья Черчилл окружного прокурора. – Перед нами только что выступал свидетель со стороны обвинения, который признался, что скрыл факты. Он представил версию своего поведения, которая значительно отличалась от правды, а под давлением перекрестного допроса признался, что незаконно проник в дом в ночное время с целью сфальсифицировать улики по этому делу. Это предварительное слушание. Мы пытаемся отправлять правосудие по мере своих возможностей. Я понимаю, что это не процесс с участием присяжных, но, тем не менее, Суд не вчера родился, господин окружной прокурор, и вполне очевидно, что в этом деле имеются подозрительные аспекты.

– При сложившихся обстоятельствах я прошу Высокий Суд предоставить отсрочку до завтрашнего утра, – обратился Гамильтон Бергер к судье Черчиллу. – За это время я смогу собрать дополнительные доказательства и решить, продолжать дело или прекратить его и подождать, к чему приведут травмы Софии Атвуд, а потом рассматривать вопрос перед Большим Жюри.

– У защиты есть какие-нибудь возражения?

– Никаких, – ответил Мейсон.

– Прекрасно. Слушание дела откладывается до десяти часов завтрашнего утра. Суд разрешает отсрочку и надеется, что за это время – с настоящего момента и до завтрашнего утра – будет проведена большая исследовательская работа, если слушание будет иметь продолжение.

Судья Черчилл встал и отправился в свой кабинет.

Гамильтон Бергер развернулся и, не сказав Мейсону ни слова, покинул зал суда.

16

Выйдя из зала суда, Мейсон повернулся к Полу Дрейку. Весь внешний вид адвоката свидетельствовал о возбуждении.

– Пол, ты понял? Ты понял?

– Что я должен был понять?

– Вся картина нарисовалась. Стюарт Баксли сказал правду. Не всю, конечно, но большую часть. Теперь мы представляем, с чем имеем дело.

– Так с чем же?

– Пол, ты так и не догадался? Титан с водой сдвинули.

– Сдвинули?