Вступление

   Темная степь, по которой ехал джип, кидалась в мозг, распирала до боли размерами, крича мерными спинами курганов и провалами лощин "ни-ко-го во-круг..." И бежать некуда.

   На краю зрения протянулась в зеленоватый свет Яшина рука, нажала кнопку. Из динамика зачирикали шепотом радио-девочки радио-песенку. Витька снова покосился на водителя, стараясь не поворачивать голову.

  - Что ты меня, как девку, глазом полируешь? Эй, студент, куняешь штоль? Почти приехали.

   Голос теперь был обычным, нормальным голосом Яши, с постоянной усмешечкой силы в нем. И, повернувшись, увидел Витька с облегчением медальный профиль с крепким ровным носом, мощной скулой и прямым подбородком.

   Кивнул на слова и отвернулся к черной степи, снова мирно улегшейся за окном, досадуя на разговор с Василием: наговорил чепухи, теперь вот чепуха и мстится...

  

   Оставив машину на вытоптанном пятачке без травы, спустились на пляж и пошли по рыхлому песку к черному дирижаблю лодочного ангара, рядом с которым ветер шевелил фонарь на тонком шесте. Две байды уже были спущены на воду и чуть поодаль у причала покачивался тот самый катерок, внутри которого недавно, а кажется сто лет назад, он сидел с Наташей.

   - В ангар заскочи, там одежа тебе, - сказал Яша. И замахал рукой черным силуэтам на кромке прибоя. Добавил:

   - В байде пойдешь, так? Раз уж тебе самому все надо.

   - Хорошо.

   - Там еще Генчик, тоже с нами первый раз идет. Но он парнишка бывалый, с отцом в другой бригаде ходил к сетям. А у завода и я с вами буду. Вспомню молодость.

   В ангаре тускло светили голые лампочки. Пробираясь среди куч старых сетей и сложенных весел, Витька прошел в угол, где согнулся над барахлом человек, уже полностью одетый, в клеенчатой рыбацкой куртке и сапогах до подмышек. Поздоровался и смолк, наткнувшись на булавку недоброго взгляда. Парень, с забранными в хвост темными волосами, сунул Витьке сапоги и пошел к выходу, толкнув его плечом. На ходу накидывал капюшон. Витька стоял, смотрел ему вслед. Таким же взглядом уколол его парень в спортзале, когда Яков Иваныч подвешивал к тренажеру дополнительный груз, а девушка Рита сидела, нагнувшись, и на лице ее, рисуя гримасу боли, выступали маленькие капельки пота. Что сказал тогда Яша? Любовь у него к Рите, у Генки этого.

   И сходу всплыла картинка приоткрытой двери, прорезавшей темноту полосой света, белая Яшина рука на волосах девушки. Пальцы клешней - сжимались и разжимались. А он - снимал...

   Надевая сапоги, застегивая куртку и поводя руками, перетаптываясь - проверить, все ли удобно, тоскливо подумал, снимки-то остались у Яши в компьютере. А если парень Генка увидит их?

   - Ну, чего телишься? - хриплый голос берегового метнулся под старыми досками стен, замелькал под высоким потолком, - давай, тебя только ждут.

   И загремел тяжелыми кольцами под висячий замок на дверях.

   Витька прошел мимо и направился к лодкам. Сапоги увязали в песке, а ветер проснулся и дул сильнее, но уже была куртка, потому не холодил, а толкал, и лишь рукава становились, как из толстой бумаги, сламываясь неудобно в локтях.

   Песок светлел, вода лежала темным полумесяцем, наваливаясь на берег, и под фонарем светила серой фольгой. Лодки рвали фольгу черными тушами, вокруг них и в них двигались такие же черные силуэты. А далеко, справа и слева, редко в черноте воды, - маленькие огни. Идущие и стоящие на рейде корабли, а вон та еле заметная полоска пунктирным светом - совсем дальний берег. Днем его не видно и только ночью нарождается, как луна, светит.

   Усаживаясь в байду на кормовую банку, Витька через стремительное головокружение упал в детство, проскочив почти два десятка лет. Кивнул, когда показали, где черпак, подвинул ближе к ноге. И даже поискал глазами сгорбленную фигуру деда.

   Катер, мурлыкающий однотонно, сказал что-то погромче и натягивая канат, потащил две байды, одну за другой, в открытое море. Ветер заплескал у самого лица, стал быстрее и злее. Витька опирался о борт, сняв одну рукавицу, трогал холодными пальцами прижатое весло. А рядом на банке, отвернувшись к другому борту, сидел Генка темным бесформенным силуэтом. От неловкости у Витьки заболела спина и он разозлился на себя, и на Генку тоже за его явную враждебность.

   Но тучи бежали быстро, лохматились и вспухали, рвались, показывая редкие звезды и тут же прятали их. Иногда брызгали крупными каплями дождя. От дальнего, через еще одну байду, катера, тянуло бензиновой гарью, но с другой стороны море пахло до самого неба свежей солью и разломанными хрустящими огурцами. С носовой банки порывами ветра доносило иногда слова и сигаретные искры.

   И Витька забыл об отношениях, отвернулся от них и стал смотреть, нюхать запахи и слушать воду.

  

   У первого ставника, уже видного в светлеющей воде, байды отвязали. На веслах рыбаки подгребли ближе, встали у центра завода и закрепили концы у вышек, похожих на разлапые скворечники. Шесты с натянутыми меж ними сетями тихо покачивались.

   - Щас подымать начнем, - крикнул с носа один из рыбаков, - выбирай пафу, на себя, сможешь?

   - Пафу? - переспросил Витька и оглянулся на напарника.