Обречённый временем. К 100-летию со дня рождения генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова
К. Александров
Пышные исторические юбилеи стали обыденной чертой нашего времени. К ним привыкают с характерным безразличием. Также равнодушно мы привыкли к ежедневной трансляции музыки сталинского гимна в стране, в которой ранее партия большевиков подвергла физическому уничтожению целые сословия и социальные группы. Юбилеи празднуются всё громче, расходы на проведение торжественных мероприятий растут, и власть уже старается не пропустить ни одного, чтобы лишний раз продемонстрировать пылкую ревность к оклеветанному её прародителями русскому прошлому.
Но один юбилей не обернулся суррогатно-административным празднованием. Даже упоминание о нём в благонамеренных СМИ оказалось табуированным. В противном случае неизбежным становилось обращение к темам слишком опасным для господствующей версии казённого патриотизма. 1 сентября 2001 года исполнилось сто лет со дня рождения Андрея Андреевича Власова – советского генерала, вознесённого и обречённого временем на ненависть одних и скорбное уважение других, лишённого не только соответствующей надгробной эпитафии, но и самой могилы. В безымянном московском рву Донского кладбища нашёл последний приют в августе 1946 года прах генерала и его одиннадцати старших офицеров, которых режим так и не рискнул судить гласно. Что же можно сказать в столетний юбилей человека, чьё имя навсегда стало символом антисталинского протеста в годы II мировой войны?
Формальные вехи жизненного пути А.А. Власова ныне достаточно хорошо известны и сегодня ощущается потребность в осмыслении личности и в понимании мотивации человеческих поступков. Не претендуя на полноту суждений, мы лишь позволим себе познакомить читателя с некоторыми выводами, к которым автор пришёл в результате исследований разнообразных сюжетов драматической истории антисталинского протеста в 1939–1945 годах.
Андрей Власов – сын крестьянина, отставного гвардейского унтер-офицера, урождённый села Ломакино Покровской волости Сергачёвского уезда Нижегородской губернии – в отечественной истории в первую очередь фигура трагическая. И трагедия генерала заключалась не в том, что в марте 1945 года он «стал свидетелем величия своей родины», будучи на стороне её врагов, как об этом написал в своём дневнике рейхсминистр пропаганды доктор Й. Геббельс, и уж тем более не в том, что он не достиг декларируемых военно-политических целей. Подобно многим полуобразованным крестьянским детям, недоучившийся студент-агроном Нижегородского университета соблазнился в разгар русского апокалипсиса 1917–1920 годов бесовской сказкой о красивом социальном переустройстве России. Мучительный процесс осознания подлинной сущности соблазна растянулся более чем на два десятилетия. При этом Власов и его будущие единомышленники были вынуждены стать деятельными соучастниками режима, методично уничтожавшего с 1929 года всех соблазнившихся им в годы революции и гражданской войны.
Жарким летом 1942 года многолетние ощущения чудовищности происшедшего в стране совпали у бывшего заместителя командующего Волховским фронтом с лично пережитым в болотах близ Мясного Бора. Опустошало ощущение собственного полководческого бессилия перед лицом ежедневной и бессмысленной гибели десятков тысяч бойцов и командиров 2-й Ударной армии, изначально обречённых на смерть преступным командованием Сталина и Мерецкова. Не менее ошеломляющим стало для генерала пленение: его выдача немцам в заброшенной деревеньке Туховежи теми самыми русскими мужиками, которых он был призван защищать от оккупантов. Понимание бесчеловечности большевицкого соблазна и отказ от него пришли уже в лагере военнопленных под Винницей, но за это внутреннее освобождение пришлось заплатить формальным переходом на сторону врага.
В этой беспрецедентной раздвоенности и заключалась трагедия не только самого Власова, но и всех власовцев. В отличие от чинов Белых армий, отстаивавших, по словам И.А. Бунина, само звание русского человека, участники антисталинского протеста периода II мировой войны отчаянно выступили последним доступным для них способом против истребления партийно-чекистской номенклатурой элементарных основ человеческого общежития. Инстинктивное понимание ими природы сталинщины как явления не только кровавого, но и воспитывающего миллионы равнодушных лжецов и лицемеров, стремящихся выжить в любых условиях, побуждало к деятельному сопротивлению. Однако возможность подобного сопротивления давало лишь сотрудничество с государством, чьи враждебные намерения в отношении России оставались очевидны.