Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Есть люди, считающие Власова предателем. Зато в названиях улиц, площадей и многотомной исторической литературе мы видим «героические» имена командовавшего в 1942 году Черноморским флотом адмирала Ф.С. Октябрьского и отдельной Приморской армией генерала Петрова. Эти доблестные сталинские полководцы превратили в июне 1942-го Севастополь в смертельную ловушку для тысяч прибывавших по их требованию бойцов пополнения, а затем за две недели до окончания боёв выпросили себе у Сталина разрешение на эвакуацию и, позорно бросив войска Севастопольского оборонительного района, бежали на специально присланной подводной лодке.

Власов посмертно стал добычей примитивных компиляторов, пристрастных любителей чужого постельного белья и человеческих слабостей вроде Васильева, Квицинского или Конюхова. Смакование, с которыми обсуждаются на страницах бульварной литературы подробности его личной жизни, давно заменило авторам искреннее желание понять истоки и характер трагедии конкретной человеческой судьбы или такого беспрецедентного для отечественной истории феномена, как Власовское движение. Конечно, генерал не был олицетворением добродетелей и безупречным в личных привычках человеком. А кто из сталинских полководцев, многие из которых являлись большими сибаритами, таковым был?

Но в отличие от многих военачальников Красной Армии, жизнь которых преподносят в качестве образцов «патриотического служения», Власов совершил действительно гражданский поступок – он нашёл в себе силы нарушить данную им присягу богоборческой и антинациональной власти и стать знаменем для сотен тысяч людей, увидевших в Сталине большее зло, чем в Гитлере. Поэтому, несмотря на личные слабости, он остался нелицемерно мужественным генералом, способным на большее, чем убого воевать, равнодушно посылая на верную гибель тысячи бойцов и командиров, как это делали Жуков, Мерецков и прочие «выдающиеся» полководцы, неотъемлемо связанные с партийной номенклатурой. Достоинство А.А. Власова и многих его офицеров – В.Ф. Малышкина, В.И. Мальцева, М.А. Меандрова, Ф.И. Трухина – проявилось и в последние месяцы жизни. Будучи в тисках сталинского следствия, они нашли в себе силы не подчиниться предложенному В.С. Абакумовым сценарию публичного и унизительного судилища.

Есть ещё один важный штрих к портрету главнокомандующего ВС КОНР. Власов был человеком верующим, а стало быть, способным к молитве и покаянию. Подтверждением тому следует считать не показания о его «церковных напевах» в бытность командующим 20-й армией в декабре 1941 года и даже не нательный крест, изъятый при личном обыске в мае 1945-го. Гораздо большую ценность представляют воспоминания односельчан и родной племянницы, касающиеся ещё довоенных времён, а также личного духовника митрофорного протоиерея Александра Киселёва. И вот эти отрывочные, порой чудом сохранившиеся на протяжении послевоенного полувека свидетельства выглядят гораздо более убедительными, чем сегодняшние наивные попытки представить маршала Жукова в качестве «христолюбивейшего» полководца страны советов.

Конечно, в судьбе и в нравственном выборе Власова решающую роль сыграл субъективный фактор. Не попади он в плен, его карьере надлежало несомненно успешно состояться и мы бы узнали совсем другого генерала. Однако Бог предоставляет каждому человеку свой выбор. Пленные советские генералы Кириллов, Лукин, Снегов, Понеделин, Потапов и другие предпочли сохранить лояльность сталинщине. Такой шанс предоставлялся и Власову, но он решился возглавить попытку протеста. В результате герой Московской битвы 1941/42 года обрёк на смерть себя, а время обрекло его имя на проклятие, обратив мужество в предательство.

Зачастую Власова и чинов его армии обвиняют в вооружённой борьбе против собственного народа. Однако, во-первых, власовцы сами были составной частью этого народа. Они – более пятидесяти генералов, полковников и подполковников – были детьми крестьян и рабочих, служили в Красной Армии со времён гражданской войны и созидали собственные карьеры личным усердием и трудом, начиная со званий рядовых красноармейцев и младших командиров.

Во-вторых, примерно каждый пятнадцатый служивший в германских Вооружённых Силах в 1941–1945 годах имел гражданство СССР. Численность этих людей, достигавшая 1,1 миллиона человек, превышает совокупную численность Белых армий периода гражданской войны. Почему же борьбу красных и белых в1917-1922 годах мы считаем общественным противостоянием и расколом, а более представительному по масштабу антисталинскому протесту в 1941–1945 годов в подобной характеристике отказываем?