Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

В Дабендорфе, предместье Берлина, была создана школа пропагандистов РОА под руководством генерала Трухина, через которую прошло до конца войны около четырёх тысяч курсантов, главным образом офицеров. В 1943 году Власову было разрешено посетить Ленинградскую и Псковскую области и Белоруссию. Отклик на его первые воззвания был огромный. Десятки тысяч писем от гражданских лиц и от пленных красноармейцев посыпались в Дабендорф по адресу его полевой почты.

Большинство добровольцев были военнопленными, и, как бы то ни было, эти несчастные русские прежде всего были соблазнены возможностью вырваться из нацистского ада с его голодом и ужасом.

Документ, оглашённый в Нюрнберге, говорит о том, что к февралю 1942 года из общего числа советских военнопленных умерло уже полмиллиона и только 1,3 миллиона считались работоспособными. СССР не подписал женевской конвенции, и поэтому русские военнопленные были лишены всякой защиты от нацистского садизма. Вступление же в ряды власовцев означало спасение от медленной смерти.

Конечно, уцелевшие добровольцы с возмущением отрицают такое объяснение. Они утверждают, что ни при каких условиях не надели бы немецкой формы, если бы не утратили веры в советский строй.

Самое важное, однако, не то, какая численность РОА была на самом деле, а то, какой она могла стать. Как русские, так и немецкие источники сходятся во мнении, что РОА могла привлечь не менее двух миллионов бойцов, если бы нацисты не совали палок в колёса. Мы не можем установить, вызвало ли (и в какой мере) создание РОА чувство страха у большевиков, но вполне очевидно, что немцы испугались при мысли, что они вызвали духа, с которым могли и не справиться.

Глубокие противоречия между русским национальным чувством власовцев и расовыми предрассудками нацистских вождей существовали уже с самого начала. Развитие РОА тормозилось, её потенциальные возможности урезались в процессе борьбы между Вермахтом, заинтересованном в ней, и нацистскими идеологами, особенно Альфредом Розенбергом, которые заботились о том, чтобы «восточные варвары знали своё место».

В публичных выступлениях и на дабендорфских политических курсах власовские ораторы всегда подчёркивали, что принцип независимости и целостности России является основным принципом их движения. Они объясняли, что сотрудничество с немцами продиктовано лишь необходимостью, что оно временно и не означает ни территориальных, ни политических уступок. В частных беседах эти выражения патриотических настроений развивались ещё шире. Во всяком случае, все они предусматривали возможность военных действий против Германии, если этого потребует честь и безопасность освобождённой России. Таким образом, боязнь нацистов, что вскормленный ими и возродившийся русский национализм ударит по планам германской экспансии и колонизации – не была полностью необоснованной.

К концу 1942 года Розенбергу удалось отстоять свою точку зрения: было решено, что военный и пропагандистский эффект, которого можно добиться при помощи русских формирований, не оправдывает связанных с их развитием доктринальных уступок и риска. Приказом Главного управления печати в издаваемой на русском языке литературе было запрещено освещение вопросов формирования РОА. Допускались бесцветные, ничего не говорящие заметки о ней. Набор добровольцев был прекращён. Руководители РОА были лишены свободы передвижения.

Когда в занятых областях России развилась партизанская война, в немецких кругах ещё более укрепились воззрения Розенберга, что славяне не могут быть перевоспитаны, а могут быть только подавлены террором господствующей расы. Это не могло не отразиться на взаимоотношениях с русскими добровольцами. В антисоветских соединениях всё чаще прорывались антинемецкие чувства. Аресты и казни непокорных командиров РОА стали обыденным явлением. Сфера деятельности Власова была сокращена и покров молчания ещё теснее окутал его движение. Но если эти мероприятия и ограничили его свободу действий, то моральный авторитет Власова среди его последователей благодаря этому только укрепился. Немецкие издевательства снимали с Власовского движения самое тяжелое ярмо-клеймо «made in Germany». В лучшем случае это был неудачный, исполненный взаимного недоверия русско-немецкий брак по расчёту. Напряжённость атмосферы характеризовалась неумолкавшими слухами об аресте или убийстве генерала Власова. Почти доказано, что по крайней мере однажды он был взят под стражу и изолирован. В начале 1944 года новая волна слухов принудила немцев к формальному заявлению, что «генерал Власов жив и в добром здравии», но они не сообщили, однако (сославшись на военную тайну), о его местонахождении.

Неприязнь розенберговского типа к Власову и его последователям чувствуется в прокламации к солдатам СС от 14 октября 1943 года, экземпляр которой дошёл до Англии. В ней Гиммлер говорил так: