Если следовать «логике» Левина, Решина и других, после «достоверных» показаний Власова о планах открытия союзного II фронта в Западной Европе в 1942 году ОКХ должно было немедленно прекратить наступление на Сталинград и Северный Кавказ, занявшись переброской сил на запад для отражения «нависшего» союзного вторжения. Ничего подобного не произошло, так как оперативная ценность подобных признаний равнялась нулю. Для наибольшей уверенности мы провели анализ сведений о перемещении войск противника перед войсками Ленинградского и Волховского фронтов за период с июля по сентябрь 1942 года. За указанный период ОКХ за счёт наступавших на южном крыле Восточного фронта групп армий «А» и «Б» дополнительно перебросило в группу армий «Север» пять пехотных и две танковые дивизии, а также по одной горнострелковой, легкопехотной и моторизованной дивизии. Таким образом, в действительности после разгрома 2-й Ударной армии летом 1942 года произошло не усиление, а ослабление наиболее активных групп армий противника – «А» и «Б».
Служивший в ОКХ генерал-майор Б. Мюллер-Гиллебранд даёт весьма простое объяснение столь парадоксальному явлению. В разгар наступления на Сталинград и Кавказ 17 июля 1942 года Гитлер снял из 68 наступавших дивизий 11 и приказал перебрасывать их на другие, менее важные участки Восточного фронта. Он был уверен, что ему удастся добиться успеха и на Волге, и на Кавказе, и под Ленинградом, и под Ржевом одновременно.
Объяснение Мюллера-Гиллебранда вполне соответствует представлениям об оперативном дилетантизме фюрера, и это не имеет никакого отношения к «показаниям» А.А. Власова. Даже если бы Власов и сообщил, что Ленинградский и Волховский фронты не в состоянии после поражения 2-й Ударной армии предпринимать какие-либо наступательные действия (автор в документах не нашёл подтверждения таким показаниям Власова), вряд ли это могло заинтересовать Абвер.
После цепи тяжёлых поражений, понесённых Красной Армией в марте-июне 1942 года под Ржевом, Харьковом, в Крыму, на Волхове, а также в условиях сложившейся катастрофической ситуации на Юго-Западном фронте, советская Ставка летом 1942-го была не в состоянии осуществлять крупномасштабные наступательные операции под Ленинградом. ОКХ это хорошо себе представляло и «показания» Власова, отрезанного в течение месяца от мало-мальски ценной оперативной информации, не имели никакого практического значения для принятия противником сколь-нибудь серьёзных стратегических решений.
Вернее, вместо того, чтобы «учесть» сообщённые пленным советским генералом «бесценные сведения» и сосредоточить усилия на прорыве к Сталинграду Гитлер сделал всё наоборот и решил за счёт южного крыла Восточного фронта искать счастья сразу на четырёх разных направлениях. Следовательно, любые утверждения о выдаче Власовым «военной тайны» на допросах в Штабе 18-й армии – не более чем поверхностные суждения, не имеющие ничего общего с реальным положением вещей.
Нам пришлось уделить столько внимания поведению Власова на допросах 14 июля, чтобы уяснить, что в лагерь военнопленных он прибыл ещё будучи формально лояльным по отношению к советскому государству. И главные изменения в его мировоззрении произошли именно в лагере военнопленных между 20 и 31 июля 1942 года.
В судьбе Власова сыграла роль цепь субъективных случайностей.
Он случайно попал в плен и случайно оказался единственным известным и значимым советским генералом, пленённым после поражения Вермахта под Москвой зимой 1941/42 года.
Эта случайность объясняет повышенный интерес к Власову со стороны участников антинацистского сопротивления в Вермахте, равно как и со стороны тех ведомств, в которых оппозиционеры служили. 15 июля 1942 года Власов покинул Сиверскую и под № 16901 поступил в особый лагерь военнопленных под Винницей, находившийся под фактическим контролем представителей антигитлеровской оппозиции. Создателем и куратором лагеря, в котором содержались несколько десятков военнопленных, представлявших по каким-либо причинам потенциальный интерес для ОКХ, был начальник II отделения орготдела Генерального штаба Сухопутных сил майор Клаус Филипп Мария фон Штауффенберг.
Последней случайностью, предопределившей дальнейшую судьбу А.А. Власова, стала его личная встреча с капитаном В. Штрик-Штрикфельдтом. Вероятно, эта случайность оказалась наиболее значимой для всех последующих событий, повлиявших на развитие Власовского движения.
Армия Власова глазами американского журналиста
Ю. Лайонс