Вторая мировая война

Сталин был искусен и уверен в себе. Говорил спокойно и властно и играл наверняка так же умно, как и на Тегеранской конференции четырнадцать месяцев назад, где были заложены основы стратегии, позволившей ему господствовать над половиной Европы. У него было и то преимущество, что он знал о переговорной позиции западных союзников от шпионов Берии в Англии. Два других члена Большой тройки не могли надеяться переиграть его. Рузвельт, который выглядел старым и немощным, часто с отвисшим подбородком, казалось, не всегда понимает, что происходит. Черчилль упивался собственным красноречием вместо того чтобы сосредоточиться на фактах. Он явно не улавливал жизненно важных аспектов некоторых ключевых вопросов. Это было особенно ясно в решении вопроса о Польше, которая была так дорога его сердцу. Казалось, он не заметил вкрадчивых, но достаточно ясных намеков Сталина по этому вопросу.

Для Черчилля ключевой проверкой добрых намерений СССР было отношение к Польше. Но Сталин не видел необходимости идти на компромисс в этом вопросе. Красная Армия и НКВД к этому времени полностью контролировали страну. «По Польше Иосиф Виссарионович не уступил ни на йоту», – рассказывал Берия в Ялте своему сыну Серго. (Серго Берия отвечал за установление «жучков» во всех комнатах и даже за установку направленных микрофонов для прослушивания бесед Рузвельта вне помещений).

Черчилль чувствовал, что остался в одиночестве. «Американцы абсолютно не понимают проблему Польши, – говорил он Идену и лорду Морану – своему врачу. – На Мальте я поднимал вопрос о независимости Польши и встретил полное непонимание: “Надо понимать, что сейчас не это поставлено на карту, а нечто гораздо большее”». Фактически Эдвард Стеттиниус, госсекретарь США, соглашался с Иденом, но Рузвельт хотел избежать разногласий со Сталиным из-за Польши, особенно если это будет препятствовать соглашению по ООН.

6 февраля, во время обсуждения вопроса по Польше, Рузвельт пытался играть роль честного посредника между англичанами и Советами. Восточная граница по «линии Керзона» была более или менее согласована Большой тройкой, но Рузвельт, к огромному удивлению Черчилля, обратился к Сталину с предложением позволить Польше – в качестве щедрого жеста – сохранить за собой Львов. Сталин же не намеревался делать ничего подобного. С его точки зрения, этот город принадлежал Украине и, хотя поляки и составляли там подавляющее большинство населения, чистки поляков в городе уже начались. Он намеревался переселить их всех в восточные области Германии, которые, по его предложению, должны были отойти Польше в качестве компенсации. Львовские поляки со временем были массово переселены в Бреслау (Вроцлав).

Сталин был куда более озабочен предложением западных союзников по созданию польского коалиционного правительства, в состав которого должны были войти главы всех основных партий для наблюдения за свободными выборами. Что касалось Сталина, то, по его мнению, в Польше уже существовало временное правительство – Польский комитет национального освобождения, который к тому моменту уже переехал в Варшаву. «Мы допустим одного-двух эмигрантов, для декоративных целей, – говорил он Берии, – и не более». Он уже признал свое марионеточное правительство в начале января, невзирая на протесты англичан и американцев. Французы признали это правительство Польши, несмотря на прежнюю позицию де Голля. Чехи, под давлением СССР, также признали его.

Сталин заволновался во время этой дискуссии. После перерыва он неожиданно поднялся и заговорил. Он признал, что «за русскими числится немало грехов против поляков в прошлом», но главное в том, что Польша жизненно важна для безопасности Страны Советов. На СССР дважды в течение столетия нападали с территории Польши, и уже только по одной этой причине необходимо, чтобы Польша была «могучей, свободной и независимой». Ни Черчилль, ни Рузвельт не могли в полной мере осознать весь кошмар немецкого вторжения в 1941 г., который пережил Советский Союз, и твердую решимость Сталина создать кордон из стран-сателлитов, чтобы русские никогда больше не подвергались столь неожиданным и жестоким агрессиям. Этими трагическими событиями, постигшими советский народ, можно в значительной степени и объяснить возникновение предпосылок для начала «холодной войны».

Сталинское понимание «свободных» и «независимых» стран, конечно, очень сильно отличалось от английского или американского понимания, поэтому он настаивал на определении «дружественные» страны. Он отверг все попытки включить в состав правительства Польши представителей эмигрантского правительства, обвиняя их в организации беспорядков в советском тылу. Он утверждал, что бойцы Армии Крайовой убили 212 солдат и офицеров Красной Армии, но, конечно же, не сказал о репрессиях НКВД против поляков-некоммунистов. АК, согласно его аргументам, помогала немцам.