В конце концов, нельзя забывать, что «молодёжная революция» того времени захлебнулась. За негде последовала невиданная доселе политическая реакция, «неолиберальной наступление», начавшееся путчем в Чили, приходом к власти Пиночета в Чили, а потом Тэтчер и Рейгана в Британии и США.
При всём грандиозном уважении к революционерам и революционеркам прошлого, нам хотелось бы избежать их ошибок в грядущем.
Наша страна во многом может гордиться своей ролью в достижениях на ниве борьбы за права женщин последнего времени.
Вопреки дискриминационным законам и консервативной пропаганде, у нас сформировалось мощное феминистское движение, вполне сопоставимое по своим возможностям и численности с американским.
При этом российский феминизм развивался в агрессивной, токсичной, бедной, озлобленной, аномичной и атомизированной, крайне маскулинной (притом в значительной степени искусственно маскулинной) среде, а потому как явление оказался с одной стороны гораздо более радикальным, чем феминизм западный, а с другой — подверженным всем тем порокам, каким было подвержено общество, его породившее.
Во многом важной проблемой российского феминизма стала неграмотность большинства российских активисток, их незнание иностранного опыта и недостаточное знакомство с иностранной литературой.
Во многом эта проблема была вызвана тотальным разрушением образования и науки в России после неолиберальных реформ 1990-х годов.
В Советском Союзе, несмотря на общую идеологизированность книгоиздания, иностранная научная литература переводилась и издавалась централизованно. Она была доступна рядовому читателю. Те труды иностранных авторов, которые не переводились, — имелись не только в центральных, но и в областных библиотеках. Научная литература на иностранных языках закупалась в большом количестве, а доступ к ней лишь в некоторых случаях ограничивался через систему спецхранов. Доступ в сами спецхраны предоставлялся без особых затруднений, а хранилось там много интереснейшей литературы, среди которой была и переведённая с иностранных языков и распространяемая малыми тиражами по библиотекам и отдельным научным сотрудникам.
После гибели СССР наступил упадок библиотечной системы, разрушалось книгоиздание, у издательств оставалось всё меньше денег на переводы иностранной литературы, умирала школа советских переводчиков. Качество самих переводов стремительно падало.
В конечном итоге мы пришли к ситуации, когда лишь некоторые крупные коммерческие издательства (например, «Бомбора») могут позволить себе издавать хорошо переведённую иностранную литературу. При этом речь идёт в основном о литературе по бизнесу и личностному росту, ориентированной на состоятельных жителей крупных городов.
Научная, философская литература стала гораздо реже переводиться и издаваться (исключая классику или переводы отдельных популярных авторов, вроде Славоя Жижека).
Вкупе с упадком преподавания иностранных языков в стране и постепенной деградацией советского образа жизни — это дало колоссальные негативные изменения.
Вынужденные с ранних лет тяжело работать и зарабатывать, задавленные не только патриархатом, но и капитализмом, отравляемые с детства самой реакционной пропагандой, — девушки из России вынуждены были строить своё движение в предельно некомфортной среде.
Если в Советском Союзе человек в известной степени был свободен от «крысиных бегов» капиталистического выживания и мог посвятить время высокому, — в современной России всё государство давно уже превратилось в
Отсутствие качественной переводной литературы, нехватка времени и общее озлобление, свойственное всему постсоветскому обществу, тотально травмированному неолиберальными реформами, — всё это плохо сказалось на женском движении в современной России.
После таких предисловий можно поставить вопрос уже напрямую, избегая экивоков: почему русский радфем настолько злой?
Конечно, некоторые люди из феминистской среды склонны не замечать этой злобности, либо из тактических побуждений делать вид, что её не замечают, либо же отрицать её, списывая всё на ошибки восприятия тех, кто эту злобность усматривает.
Однако же такая позиция не только неверна, но также скрыто патриархальна и реставрирует штампы государственнического, охранительного мышления и современной российской пропаганды. Об этом будет сказано ещё дальше.
Итак, почему же русский феминизм в целом оказался с одной стороны весьма радикальным, а с другой таким злобным, кондовым и во многом лишённым способности к анализу современной реальности?
Причины кроются не столько в феминизме, сколько в самом российском обществе.
Критики и критекессы не могли не обратить внимание на одно из важнейших качеств многих российских радфем-сообществ: яростно отрицая на словах, они косвенно реставрируют (в преобразованном виде) многие патриархальные установки.