Вторая попытка

– Как насчет Би-Би-Си или «голоса Америки»? Мог я услышать это от них? Судя по вашей кислой мине, явно не мог. Они, конечно, хотя и состоят все поголовно на довольствии у ЦРУ и Ми-6, но вряд ли на столь секретно-информативном… Остается одно объяснение, коль я ни физически узнать этого не мог, ни тем более мысленно догадаться. И это объяснение – чудо Божие! Иначе говоря, невообразимое сцепление невероятных обстоятельств и несусветных случайностей. Конкретно выражаясь, было мне видение великое: министр обороны небесной – архангел Михаил явился мне во всей красе своей божественной сущности, и молвил: «Раб Божий Володимер, а не желаешь ли ты ознакомиться с последними разработками нехристей-безбожников в деле стрелкового вооружения?» А я в ответ: ей же ей, говорю, – желаю. Тут-то он мне всё и открыл: теорию, практику, тактику и стратегию… А вот орать, товарищ майор, не обязательно. Просто скажите, что не верите во всю эту елейную чушь. И правильно, между прочим, делаете. Я и сам в нее не верю. Не мог архангел Михаил явиться к некрещеному безбожнику вроде меня. Все это не что иное, как ложь, религиозная пропаганда, неубедительная лапша на всеслышащие уши наших славных органов… А раз мы исключаем и чудо, то остаемся всё с той же неразрешимой проблемой: откель? То есть, каким образом мне, вьюноше 15-и с половиной лет от роду, стала известна столь тщательно охраняемая государственная тайна? Я вам честно признаюсь: не знаю, но хотел бы знать. В этом наши желания совпадают. Скрывать мне нечего. Всё, что знал, сказал. Значит, вам и карты в руки: ищите, думайте. Для того вас и кормит народ, чтобы вы его высшие государственные секреты, о которых он и слыхом не слыхивал, берегли от супостатского сглазу. А то ловко вы устроились, господа чекисты из Пятого управление: Мы не сеем, не пашем, не строим. Мы гордимся общественным строем. И зорко следим, чтобы и другие гордились этим безобразием…

– Если ты, умник, воображаешь, что в случае чего, из-за тебя за бугром великий шухер поднимут, то здорово ошибаешься. Не поднимут. Они даже твою фамилию переврали: вместо Брамфатуров назвали тебя Аревтуровым[311]. Учитывая твою лихорадочную активность в деле извлечения всяческой прибыли, они, можно сказать, не слишком ошиблись, – развеселился майор. Наконец-то ему удалось прижать этого наглого щенка, если не к ногтю, то хотя бы к заусенице.

– Коль вы до сих пор не поняли, то повторю в тридесятый раз для вас и для всех, кто сейчас меня слушает. Господа! я не собираюсь делать карьеру политического мученика-диссидента, и с этой точки зрения никакой опасности для Совдепии не представляю. Это было бы довольно глупо с моей стороны. Пока я отсижу свое в лагерях и отгуляю в дурдомах, грянет очередная российская Смута с полным набором своих прелестей для большевистской власти. Куда умнее дождаться неминуемого распада этой монструозной империи. Mieux vaut tard que jamais[312]. Что в переводе означает better late than never[313]. То есть лучше позднее обрести свободу, чем в самое ближайшее время загреметь по зоне котелком. Надеюсь, вы-то там, за стенкой, в состоянии это уяснить? А то сей ретивый страж идеологических гениталий сейчас задаст какой-нибудь особенно умный вопрос, от которого мне не отвертеться…

Фигурант по общей кличке «Дидро» как в воду глядел. Не успел он умолкнуть, как товарищ майор припер его к стенке особенно умным вопросом. И не одним:

– Кого дождаться?! Распада чего?! Каких гениталий?! – разразился майор, стараясь громкостью тона возместить некоторую неопределенность содержания.

Припертый к стенке подопечный, пустился в лукавые философствования, начав издалека:

– Вы, майор, окончательно убедили меня в вопиющей неправоте Жана Лабрюйера, полагавшего невежество состоянием привольным, не требующим от человека никакого труда. Да как бы не так! Сколько усилий приходится прилагать невежде, чтобы вдруг ненароком не просветиться, не засесть за какой-нибудь многомудрый фолиант, не сделаться вдруг энциклопедистом поневоле, властителем дум по недоразумению!.. Нет, господа, невежество – это состояние каторжной повышенности внимания, требующее неимоверных усилий для сохранения интеллекта в чистоте невинности. Ибо не знать – труднее, чем знать. Стремление к знанию свойственно порочной природе человека. Следовательно, истинный невежда не просто ничего не знает, но героически борется с порочными наклонностями собственного естества. И только верхогляды могут не видеть в этом никакого труда и полагать эту титаническую борьбу «привольным состоянием». К счастью для вас, господин майор, я не верхогляд и труд ваш героический считаю достойным государственной награды. Медаль за оборону Севастополя вас устроит?

Анхамперяну на мгновение показалось, что седая прядь появилась у него и над левым ухом – в дополнение к правому. От такой симметрии впору было вознегодовать, что майор и сделал, угрожающе приподнявшись со стула и кратко, но не кротко, вопросив:

– Издеваешься?