Вторая попытка

– И ведь действительно не пойдет, – подумал Астаров, осторожно кладя трубку на рычаг. – Я бы на его месте, если бы, тьфу-тьфу-тьфу, с моим Гариком что-нибудь подобное… Нет об этом даже подумать страшно!.. В общем, вел бы себя не лучше, если не хуже… Ладно, черт с ним, пусть присутствует. Возьмем с него подписку о неразглашении… В конце концов, он офицер, а не какая-нибудь там слабонервная штафирка…

Генерал Астаров поднял глаза и нервно вздрогнул, вдруг увидев на диване привольно рассевшегося генерала Анветангяна. Почему-то не в штатском вицмундире, а в полевой форме генерал-майора. Разумеется, присутствие начальника Второго управления на совещании с экспертами не подлежало обсуждению. Все согласно предварительным договоренностям. Но то, что Анветангян самостоятельно обнаружил эту комнату, мало того, неслышно в нее проник, оказалось для Астарова неприятным сюрпризом.

– Надеюсь, Арто-джан, ты не снял часового насмерть? – спросил Астаров первое, что пришло ему в голову.

– Кого? Твоего сержанта? Да он как увидел мою форму, так онемел. Стоит пень пнем и ест меня глазами. Если он сейчас в обмороке валяется, я тут ни при чем…

Генерал Астаров достал из-под столика серебряный колокольчик и тревожно позвонил. Сержант возник в проеме двери почти немедленно: печальный и молчаливый, как фамильное привидение.

– Комната номер тридцать, Топчиев. Всех сюда! – распорядился Астаров.

– Погоди, – возразил Анветангян. – А бутербродами кто меня угощать будет? Или у тебя при этом борделе еще один сержант на подхвате имеется? Тогда звони. Мне с палтусом, икрой, ветчиной и сыром…

– Не дави осведомленностью, Артавазд! Ты же сам пригласил кого-нибудь чином не ниже подполковника из епархии Галустова…

– Хреново работаешь, Генрих, – усмехнулся Артавазд. – Никуда я не звонил. Поднять трубку и поговорить с ней – еще не значит с кем-то действительно связаться…

– А-а, – облегченно вздохнул и улыбнулся Астаров, – тогда ясно, откуда тебе стало известно… А я-то…

– Ну, ну, договаривай, – подбодрил коллегу Анветангян. – А ты-то, небось, сразу вообразил, что кто-то из твоих орлов у меня дятлом подрабатывает, стучит на тебя…

– Ладно, замнем для ясности. Все равно я от тебя ничего скрывать не собирался. Иначе зачем бы мне понадобилось дублировать здешнюю прослушку?

– Поэтому отключил обе, чтобы поговорить с Дидро без свидетелей?

– Так ведь я говорил с ним о том, о чем мы с тобой условились: о конфиденциальной встрече и тому подобное. Не веришь? На, сам послушай…

С этими словами генерал Астаров извлек из кармана миниатюрный магнитофон и протянул его Анветангяну. Однако последний приношения не принял.

– Верю, дорогой, верю на слово. Пользуйся моей наивностью, Генрих-джан…

– Еще бы тебе не верить и не быть наивным, когда у тебя здесь наверняка своя прослушка поставлена, – усмехнулся не без примеси легкой горечи Астаров.

В дверь постучали, дождались разрешения, вошли. Эксперты – с удивленным любопытством озирая неожиданный антураж помещения, в отличие от майора Брамфатурова, взиравшего на все это великолепие с изрядной долей скепсиса: мол, и не такое видали…

Двух диванов и четырех кресел сполна хватило всем, чтобы с комфортом рассесться и выжидательно уставиться на генералов, косясь в то же время на старомодное бюро, установленное посреди комнаты.

– Ну, кто начнет? – на правах хозяина взял в свои руки бразды управления совещанием генерал Астаров.

– Я, пожалуй, – откликнулся самый смелый – психолог от контрразведки.

– Прошу, – гостеприимно указал Астаров на бюро.

– Вообще-то можно было бы и с места… Ну да ладно, сели вы настаиваете…

Однако, встав за бюро, психолог не без удивления понял, что с места то, что он намеревается сказать, прозвучало бы не так внушительно, как сейчас прозвучит с бюро. Сказал же он следующее:

– Для меня феномен Пациента (мы условились между собой обозначать ваш объект так) можно объяснить тотальным влиянием какой-нибудь (какой именно – еще предстоит выяснить) навязчивой идеи, подкрепленной необычайной способностью его мозга к логическому мышлению, логическому просчитыванию действий конкретных людей, modus operandi[347] которых ему в принципе известен, равно как и modus cogitandi[348]. Пациент, предсказывая те или иные события, как бы решает шахматный этюд, прекрасно зная возможности расставленных на доске фигур…

– Если вы имеете в виду случай с Солженицыным, – перебил психолога Астаров, – то, во-первых, он предсказал не только способ действия, но и время действия – конкретную дату выдворения из СССР этого отщепенца; а во-вторых, образ действий и тем более образ мышления членов Политбюро не может быть столь досконально известен какому-то школьнику.

– Вы всерьез считаете его каким-то школьником? – удивился психолог.

– А кем считаете его вы? – молниеносно парировал Генрих Альбертович.

– Вообще-то он считается моим сыном, – заявил вдруг с места майор Брамфатуров, услышав к собственному изумлению нотки гордости в своем тоне.

– Насчет вашего отцовства, Владимир Ашотович, мы обязательно поговорим, – заверил майора генерал. – Но – чуть позже…