Вторая рота

при появлении лейтенанта врагов.

– Слушай мою команду, Ходоков. Прекратить огонь, беречь

патроны. Сейчас мы их вместе…

Он бросил Ходокову подсумок, и тот, машинально выпустив

автомат из рук, схватил сумку и тут же получил увесистую оплеуху,

которая свалила его на землю. Сверху навалился Смальков,

оказавшийся предателем, – гуманоиды, наверное, давно завербовали

его, или, что ещѐ хуже, он сам был гуманоидом.

Ходоков сопротивлялся из последних сил, даже укусил

коварного начкара за руку, но к Смалькову подошла помощь, и

184

взбесившийся боец был обезврежен. Под конвоем Ходоков был

отправлен в санчасть.

Бородин, поднятый по тревоге, прибыл в часть, когда всѐ уже

было кончено. Полковник, уяснив суть дела, приказал Зубову принять

караул, а Смалькова вызвал к себе.

Лейтенант всѐ ещѐ не отошѐл от стресса, который ему довелось

пережить: всѐ-таки бывать под пулями ему ещѐ не приходилось.

Бородин приказал ему сесть.

– Товарищ полковник, – сбивчиво заговорил Смальков. – Я же это…

В карауле…

– Зубов принял караул! Какой из тебя сейчас начальник? Садись,

говорю!

Смальков сел.

– Н-да… – сказал Бородин, окидывая Смалькова долгим

изучающим взглядом. – А ты, оказывается, неплохой психолог,

лейтенант. Как самочувствие?

– Нормально всѐ вроде бы… Рука только, самую малость…

– Что? От души он тебя цапнул? – усмехнулся Бородин. – Может,

прививку от бешенства сделать?

Смальков закачал головой и на всякий случай убрал погрызѐнную

Ходоковым руку со стола.

– Ладно, есть одно средство, – сказал Бородин и вытащил из

сейфа бутылку коньяка и два стакана.

– Павел Терентьевич… Я… – забубнил Смальков, но полковник

жестом остановил его.

– Ничего, щас можно! Даже нужно! – сказал он, наливая в стакан

солидные дозы напитка.

– Дело в том, что я, в принципе… – заканючил Смальков, но

полковник не дал ему договорить.

– Я приказываю! Глянь, как у тебя руки дрожат.

185

Полковник решительно подвинул наполненный до краѐв стакан

Смалькову. Лейтенант покосился на него с опаской.

– Слушай, лейтенант, этот солдат…

– Ходоков.

– Да, – кивнул полковник. – Он на разводе нормальный был?

Ничего странного за ним не заметил?

– Нет, товарищ полковник, – развѐл руками Смальков, не спуская

глаз со стакана. – Как все.

– Ничего себе – как все! – тяжело хмыкнул полковник. –

Страшно-то было? Ну, под пули лезть…

– Да я и не помню, – искренне ответил Смальков. – За остальных

страшно было.

– Понимаю… Ты давай, лейтенант, не грей тару!

Они чокнулись, но полковник не стал пить до тех пор, пока не

убедился, что лейтенант опустошил свой стакан.

Выпив, Смальков захватил ртом изрядную дозу воздуха, а потом

вдруг блаженно улыбнулся.

– Во, теперь совсем другое дело, – одобрительно заметил

Бородин и взялся за свой стакан.

Через полчаса обстановка в кабинете командира части изменилась

до неузнаваемости. Лейтенант Смальков, чѐтко отбивая строевой шаг,

маршировал вокруг стола полковника и пел:

Пускай судьба забросит нас далѐко! Пускай!

Ты к сердцу только никого не подпускай!

Следить буду строго, мне сверху видно всѐ!

Ты так и знай!

186

Бородин изумлѐнно наблюдал за своим подчинѐнным. Когда

Смальков замолчал и замер напротив его стола по стойке «смирно»,

полковник заметил:

– А ты, когда поѐшь, лейтенант, так у тебя голос даже так…

Ничего…

– Я же в училище запевалой роты был, товарищ полковник, –

выпалил раскрасневшийся Смальков. – Наша рота даже на конкурс

ездила… в Смоленск!

– Вот как? – улыбнулся Бородин. – Да, лейтенант… Тебе,

по-моему, лучше вообще не наливать.

– А я пердпр… – Язык пьяного лейтенанта стал заплетаться, и

Смальков с трудом справился с ним. – Предупреждал! Я всегда пердпр…

предупреждаю!

Бородин только ухмыльнулся в ответ, но соответствующие

выводы как командир части сделал – за кадрами, особенно молодыми,

надо следить внимательнее, по-отечески…

С утра, сдав караул, Зубов пришѐл в роту и устроил большую

разборку. Личный состав был выстроен на центряке, а ротный, потирая

костяшки увесистых кулаков, ходил вдоль строя, зыркая на бойцов

недобрым взглядом.

Лавров понимал, что виновник происшествия именно он, но,

разумеется, признаваться в этом не стоило. Остатки порошка были

высыпаны в толчок, и взятки с него теперь были гладки, а что там

произошло с Ходоковым – пусть медицина разбирается, может быть, у

него крыша съехала от чувства собственной важности.

А Папазогло в душе даже был рад, что не ему пришлось

употребить «космическую амброзию», мало ли что могло с ним

случиться, если бы Ходоков не принял огонь, а точнее кисель, на себя,

то есть в себя…

– Так, значит, никто ничего подозрительного не заметил? – в

десятый раз спросил капитан роту.

187

– Никак нет, – ответила ему нестройная многоголосица.

Эта игра в вопросы-ответы уже достала Зубова. И тут ему в

голову пришла МЫСЛЬ.

– Так! Где тумбочка Ходокова?