Вторая рука

«Да он играет со мной! – думал я. – Конечно же, он понимает, как мне страшно. А кому не было бы смертельно страшно в таких обстоятельствах? Он нарочно заставляет меня попотеть… Хочет, чтобы я его умолял… А я не буду! Не буду!»

– Я пришел сюда, чтобы сделать это, – сказал он. – Я сидел тут целыми днями и все думал и думал об этом. Представлял, как ты будешь без рук… с двумя култышками… с пластиковыми крюками.

«Да чтоб ты сдох!» – подумал я.

– А сегодня, – продолжал он, – я начал думать о себе. Ну вот отстрелю я Сиду Холли правую руку – и что дальше?

Он уставился на меня еще пристальней:

– Ну допустим, себя потешу, расправлюсь с тобой, сделаю тебя настоящим калекой вместо полукалеки, как сейчас. Я отомщу… страшно, жестоко, замечательно отомщу. И что я получу в результате? Лет десять мне впаяют, наверно. За тяжкие телесные могут и пожизненное дать, если они достаточно серьезные. Обе руки… Пожалуй, это достаточно серьезно. И вот я сегодня сидел и целый день думал об этом. И каково мне придется в тюряге за то, что я отстрелил тебе вторую руку. Не кому-нибудь, а именно тебе. Лучше уж тебя убить. Об этом я тоже думал.

Я чуть встрепенулся: «Пожалуй, я не уверен, что предпочел бы умереть».

– И вот сегодня вечером, – сказал он, – после того, как ты вернулся на десять минут и уехал снова, я представил, как буду гнить за решеткой, год за годом, и жалеть о том, что мне не хватило ума оставить тебя в покое. И подумал, что, пожалуй, не стоит оно того… Провести много лет за решеткой всего лишь ради того, чтобы с тобой поквитаться… Не важно, с живым или с мертвым. И незадолго до того, как ты вернулся, я решил этого не делать, а просто заставить тебя поползать на коленях, умоляя меня не делать этого. Думаю, хоть так отомщу. А потом буду тебе это припоминать всю оставшуюся жизнь. И всем расскажу, как Сид Холли передо мной на коленках ползал. То-то смеху будет!

«Господи Исусе!» – подумал я.

– Я просто забыл, – сказал он, – что ты за человек. У тебя, черт тебя возьми, вообще нервов нет. Но нет, не стану я в тебя стрелять. Говорю же, не стоит оно того.

Он резко повернулся, наклонился, ухватил за край дверь гаража. Дернул вверх – дверь открылась.

Теплый дождик в темноте сверкал стайками серебристых рыбешек. В гараж потянуло прохладным, свежим воздухом.

Динсгейт немного постоял на пороге, сердито хмурясь, с ружьем наперевес. И наконец вернул мне то, что отобрал у меня тогда, на сеновале.

– Ты вообще, что ли, ничего не боишься? – с горечью спросил он.

Перевод А. Хромовой