Вторая жизнь

— Ты не понимаешь, — начинаю реветь, утыкаясь сопливым носом в Лелькино плечо и напрочь забывая про ее суженого-ряженого.

Словно мамочка, что никогда не бросит свое дитя, она обнимает крепко, прижимает к себе как самое дорогое на свете и тихо шепчет на ухо ласковые словечки, чтобы только плакса Поли заткнулась как можно скорее. С раннего детства большая часть родственников дали мне понять, что с голосом у меня большие проблемы. Не видать мне большой сцены и толпы поклонников никогда. А когда мою кандидатуру приняли на радиоканал так вообще все были в шоке и не понимали, как я туда пробралась. Это ведь нонсенс.

— Нет, Поль, не понимаю, — соглашается со мной Лелька в конце пламенной успокаивающей речи.

— Вот скажи, почему меня никто не остановил, когда в моей глупой голове начал распускаться план мести, словно прекрасный цветок? — смотрю на нее в ожидании поддержки и не нахожу.

Она взирает на меня своими небесными глазами с полным непониманием ситуации. Мысленно бью себя ладошкой по лбу и, тяжело вздохнув, начинаю с самого начала. С того дня, как впервые заговорила с Арестовым на посвящении в студенты, откуда и началась между нами холодная война. Затем про неожиданную встречу на парковке, когда в мою голову взбрела идея мести. Говорю и про эфир, который каким-то образом подкинул идею, которой лучше в аду гореть, чем томиться в моей маленькой головушке. Про статьи, про встречу и совместный проект, а еще про самый лучший поцелуй в моей жизни и улыбку, что до сих пор мне снится, стоит только закрыть глаза.

Напоследок оставляю самое сложное.

— Так, погоди, — остановив слащавый поток информации выставленной перед собой ладонью, Лелька встает, отряхивает халатик, словно на нем куча крошек от ее любимого песочного печенья, и бежит на кухню за бокалом. — Я готова, — протягивает бокал, в который я, не жалея, наливаю фиговое пойло.

— Оливия Уайлд — это я.

— Ч-ЧТО? — взвизгивая, Лелька отпрыгивает от меня как ужаленная и проливает на темно-шоколадный коврик коньяк. Хоть пятна не видно будет. Надеюсь. — Кто еще об этом знает?

— Женя? — спрашиваю писклявым голосом, смотря на нее снизу вверх и вжимая голову в плечи.

Лукаво улыбнувшись, Лелька поднимает с пола свои домашние тапочки и как заорет во все горло, швыряя их в шкаф:

— Кудрявый, выходи!

— Ч-ЧТО? — мой голос звучит настолько паршиво, что Лелька от неожиданности вздрагивает, снова проливая немного коньяка на коврик и уже на себя. Прямо в зону декольте. — Ты это с ним? — тыкаю на безобразие на диване и пялюсь на нее во все глаза.

Проследив за моим дрожащим пальцем, Лелька моментально заливается алой краской с головы до кончиков пальцев на ногах. Отводит смущенно-виноватый взгляд в сторону и залпом допивает содержимое бокала. Точнее, его остатки.

— Может, и с ним, — произносит, смотря в упор на кудрявого, что решает покинуть Нарнию. Страну чудес и Лелькиного тряпья. Надеюсь, он в лифчиках ее не успел запутаться, а то есть у Лельки мания на плечиках их держать. Еще бы трусишки туда повесила.

— Замечательно, — поставив с грохотом бутылку на пол, хлопаю в ладоши. — Хоть у кого все в шоколаде у-у-у.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— О нет, моя нервная система не выдержит этот вой, — шипит кудрявый, быстро залезая в штаны и покидая комнату. Ну вот, нашелся еще один нелюбитель моей симфонии. А ведь я так стараюсь, столько сил прикладываю у-у-у.

— Заткнись! — О, сразу видно папа — генерал. Ну что сказать? Не повезло тебе, кудрявый. — Давай рассказывай все по порядку.

— Я забыла у него телефон. Он нашел его и прочитал сообщения. ВСЕ сообщения. Занавес. У-у-у, — рапортую, периодически захлебываясь слезами и стискивая кулаки.

— Я читала статьи, — звучит обнадеживающе. — Он не простит, Поль. Прости.

— Я знаю у-у-у, — и снова слезы градом, и сопли из носа рекой. — Что сделать, чтобы он меня простил?

— Опровержение? — в ее голосе звучит надежда.

— Хреновая идея, — быстро рубит идею кудрявый.

— Слышишь, ты, я-не-строю-серьезных-отношений, вообще молчи, — зыркаю на него злым взглядом, приводя этим в замешательство.

— Поль, вот серьезно, ты реально думаешь, что, если подойдешь к нему и скажешь прости, он простит?

А вот действительно? Каковы шансы, что он вообще захочет меня слушать? Правильно. Нулевые. В лучшем случае просто развернется и уйдет восвояси, в худшем — покроет трехэтажным матом, потом только развернется и уйдет восвояси. Но слушать точно не станет, это сто процентов.

— Это не единственная проблема, — вытирая сопли платком, что ранее любезно вложила мне в руку Лелька, продолжаю: — Я люблю его у-у-у.

— Мы знаем, — звучит в унисон, заставляя поднять удивленный взгляд и увидеть сочувственно-насмешливый взгляд друзей. Неужели я настолько тугодум, что друзья догадались о моей влюбленности раньше меня?