Вторая жизнь

– Слышь, Сашка, не расстраивайся сильно, все бабы такие, – сказал подошедший Поздняков. – Я своей ребенка заделал перед тем, как в армию пойти, так она все равно с Костей-гармонистом спуталась. Мать мне сразу отписала. Я из-за этого в отпуск не поехал, боялся, что ему ноги переломаю. Хотя все равно, приеду, отп…жю, как бог черепаху. А хахаля твоей девушки даже бить не надо, его ткни – он сам развалится. Ленка твоя еще пожалеет, что за такого козла пошла. Хиляк какой-то! – выдал он пренебрежительно.

– Зато доцент, – сказал я.

Славка удивленно уставился на меня:

– А это кто такой доцент?

– Ну, ученый, одним словом.

– А, тогда понятно, чего он доходягой выглядит, ученые – они такие, – констатировал Поздняков, неопределенно поводив рукой перед носом, сам-то он на доходягу никак не походил.

После этого визита служба у меня вступила в однообразную колею. В части я только ночевал, даже на обед ходил в столовую, расположенную недалеко от комендатуры. В субботу я частенько увозил подполковника с семьей на дачу, а вечером тот отпускал меня домой, для порядка выписывая увольнительную. Хотя я бы посмотрел, какая ВАИ рискнет останавливать машину коменданта гарнизона. Баней он меня пока не напрягал, так, иногда просил помочь в какой-нибудь мелочи по хозяйству. Зато Юлька изощрялась, как могла, чтобы попасться мне на глаза. Хорошо, что после сдачи сессии к ней приехала подружка, и они больше времени болтались на озере, чем дома, и не будили во мне гормональный взрыв своими телесами.

Маме очень понравились мои субботние приезды, поэтому она к ужину готовила всяческие деликатесы и внимательно следила, чтобы я все съел до конца. Бате, наоборот, мои частые визиты не очень нравились, он обычно ворчал:

– Что это за служба, совсем распустили молодежь, если бы я был твоим командиром, ты бы на своей шкуре узнал, что такое настоящая служба.

В начале августа такая идиллия была нарушена визитом неизвестного мне капитана.

Вернувшись с ужина, я проходил мимо дверей в канцелярию, когда те открылись и незнакомый голос крикнул:

– Товарищ солдат, зайдите, пожалуйста, в кабинет!

Повернувшись, я увидел в дверном проеме капитана с общевойсковыми петлицами. Тот улыбнулся:

– Да, да, именно вы, товарищ Сапаров, меня интересуете, – сообщил он и шагнул в сторону, освобождая проход. Краем уха я уловил в гуле множества голосов слова:

– Особист, особист пришел.

В канцелярии кроме этого капитана присутствовал наш ротный. Когда я зашел, он обратился ко мне:

– Так, Сапаров, товарищ капитан хочет с тобой поговорить, я пока пройдусь по роте, гляну, что да как.

– Присаживайтесь, Александр Юрьевич, – предложил капитан, когда ротный вышел из помещения. – Скажите, как хорошо вы водите мотоцикл?

– Ну, участвовать в кроссе я бы не рискнул, а так, думаю, вполне прилично.

– А что скажете насчет мотоцикла с коляской?

– Без проблем, – лаконично ответил я.

– Хорошо, – сказал капитан и заметно повеселел. – Ты представляешь, – наклонился он ближе ко мне, – на всю дивизию один ты с правами на мотоцикл.

«Бреши больше», – насмешливо подумал я.

Капитан, между тем, продолжил говорить:

– Что же, твои слова я услышал, сейчас пойдем с тобой прокатимся, посмотрю, не расходятся ли слова с делами.

Мы вышли из роты и вновь направились в автопарк, откуда я недавно вышел.

Там у КПП уже маячил разводящий с недовольной мордой. Вместе с ним мы прошли на территорию, где нас громким «Стой! Кто идет!» остановил испуганный часовой.

Со страху он даже забыл крикнуть, как положено: «Разводящий, ко мне, остальные на месте!» Поэтому подошли мы к нему втроем.

Капитан не преминул сообщить о незнании часовым устава караульной службы, когда срывал пломбу с гаражных ворот.

По взгляду разводящего стало понятно, когда часового сменят, то его ожидает продолжительная беседа, не исключено, подкрепленная телесным воздействием.

Мы вдвоем выкатили из бокса почти новый мотоцикл «Урал» с коляской. Я по-быстрому проверил, есть ли бензин в баке, и кик-стартером завел двигатель. Офицер плюхнулся в коляску и скомандовал:

– Поехали!

– Куда? – спросил я.

– Куда глаза глядят, – сообщил тот.

Катались мы по вечернему городу, потом выехали на загородное шоссе. Вернулись в часть, когда совсем стемнело. Мотоцикл оставили у караульного помещения.

И потом вновь продолжили беседу в ротной канцелярии. Капитан Рубцов вытянул из меня все сведения о родителях, родственниках, школьных друзьях. Рота спала спокойным сном, а мы все продолжали разговор.

Когда мы закруглились, я все же рискнул спросить, к чему все это было. Капитан в ответ сообщил, что все узнаю в свое время.

Следующим утром Климов был в жутком настроении, для начала без разговоров забрал у меня военный билет, потом в комендатуре выместил все зло на молодом лейтенанте, начальнике караула. Тот имел после этого бледный вид и шаткую походку.

Катались мы с ним целый день из штаба дивизии в штаб армии и обратно.

В конце дня он сунул мне военный билет и сообщил:

– Возьми лычки у старшины. Приказом командира полка тебе присвоено звание ефрейтора.

– За что? – невольно вырвалось у меня.