Вторая жизнь

– За все хорошее, мать твою, – сообщил подполковник. – Завтра убываешь в командировку, так что экипируйся как положено. Ахрамеев в курсе.

Как ни странно, деды о моей беседе с особистом не задали ни одного вопроса, что, собственно, было понятно: меньше знаешь – крепче спишь. Только, попивая чаек в каптерке, молча следили за моими сборами. Также молчанием и переглядыванием отреагировали на лычки на моих погонах.

Потом, когда они остались одни, Пузенко сказал:

– Видали? Сегодня салабону ефрейтора дали, завтра с особистом в командировку уезжает. Интересно, в каком звании он из нее приедет и приедет ли вообще. Точно засланцем у нас служил. Кого только выслеживал, непонятно.

Он подозрительным взглядом обвел сослуживцев.

– Вы, случайно, не из зеленых братьев будете? – ехидно спросил он Мицкунаса с Шедисом. – Может, он вас выпасал?

– Ты чо, охренел! Какие зеленые братья? Мы оба комсомольцы, – возмутился Мицкунас. – У нас биография чистая. А зеленых братьев уже лет пятнадцать как нет. Несешь всякую ерунду!

– Да ладно, уже и пошутить нельзя, – засмеялся старшина. – Но все равно, уж очень странные дела вокруг этого парня происходят.

Утром меня разбудил дежурный по роте.

– Эй, ефрейтор, подъем, – тихо скомандовал он, трогая за плечо, – приказано тебя разбудить в шесть часов. Собирай вещички и дуй в столовую, Особист в семь утра ждет тебя у караулки.

Когда я со скаткой и сидором подошел к караулке, у мотоцикла суетились два солдатика, что-то монтируя в коляске.

Капитан Рубцов, покуривая, ожидал меня на крыльце, беседуя с начальником караула. Тот, видимо, только что проснулся, потому что стоял с заспанным лицом.

– Ага! Вот и водитель! – воскликнул Рубцов и, спустившись с крыльца, протянул руку, чтобы поздороваться.

Я не успел, как положено, отрапортовать, поэтому пришлось протянуть руку в ответ. Пожатие капитана было железным.

Но мы не лыком шиты, я также сжал ладонь сильнее.

– Нормально, – сказал капитан и отпустил руку. – Смотрю, ты к поездке готов. Сухпаек, надеюсь, тебе на неделю выдали?

– Так точно, – я погремел сидором.

– Тогда клади его в коляску, только осторожней, там рацию ребята установили. И в путь.

– Товарищ капитан, разрешите спросить, а куда, собственно, мы едем?

Рубцов усмехнулся:

– Ну, пожалуй, конечный пункт маршрута я могу назвать. Едем мы в Алакуртти.

«Ни хера себе! – мысленно воскликнул я. – Тысячу километров на мотоцикле! Блин, охренеть и не жить. Да у капитана жопа отвалится на заднем сиденье сидеть. В коляску из-за рации и груза не усесться. Хотя Алакуртти – это здорово, можно глянуть знакомые места».

Мы ехали, не останавливаясь, часа четыре. Остановились около небольшой речушки. Рубцов вытащил туристский топорик и предложил мне заняться костром.

Когда костерок разгорелся, у капитана на плащ-палатке был накрыт стол: две банки с тушенкой, полбуханки хлеба и сахар-рафинад, пачка грузинского чая. И кроме того, стояла фляжка с неизвестным содержимым.

Повесив котелок над костром, я присел к столу, капитан недрогнувшей рукой налил в кружки по пятьдесят граммов и первым опрокинул их в рот, перед этим лаконично сказав:

– За успех.

Ну, что же, дают – бери, а бьют – беги, поэтому я тоже выпил водку и, придвинув банку с тушенкой, начал есть.

Покемарив с часок после чаепития, Евгений Иванович встряхнулся и, встав на ноги, предложил:

– Сашок, как насчет размяться? Ты же у нас вольник, вроде даже призером был каким-то.

Я встал и, оглядев капитана, ответил:

– Вообще-то можно, только вы, товарищ капитан, легче меня будете кил на пятнадцать, как бы нечестно получается.

– Какая на хрен честность, – ответил тот. – Враг в бою тебя не спросит, сколько ты весишь.

– Ну, тогда давайте, – согласился я, и в этот же момент Рубцов кинулся ко мне.

Мое молодое тело послушно сдвинулось в сторону, подсечка, и капитан кубарем полетел на речной песок.

Встав, он подозрительно посмотрел на меня, отряхнулся и сказал:

– Что-то я такого приема у вольников не встречал. Откуда дровишки?

– Товарищ, капитан, – не преминул я его подколоть, – вы же меня позавчера два часа расспрашивали. Вам напомнить, где учился мой батя?

Рубцов озадаченно почесал затылок.

– Уел, салага, – расстроенно сказал он. – Как есть уел. Тогда давай еще раз попробуем.

Второй раз мой номер не прошел. Разошедшийся капитан валял меня, как хотел, по песку. Через полчаса он закончил экзекуцию и, встав, заключил:

– Потенциал у тебя есть, но заторможенный ты какой-то. Никак не могу понять почему?

Мне-то было понятно почему. Но рассказывать об этом было бессмысленно. Никто не поверит. Хорошо еще, что у тела остались кое-какие наработанные движения, а то и этого бы не смог продемонстрировать. Все же занимался борьбой пятьдесят лет назад.

Рубцов глянул на часы:

– Так, давай собираться, сейчас мы заедем кое-куда.

Пока я собирал все вещи, он включил рацию и сказал в нее несколько слов. Затем снял китель и надел выгоревшую гимнастерку с старшинскими полосами. На мой удивленный взгляд только подмигнул и ухмыльнулся.

Мы проехали с десяток километров, когда он похлопал меня по плечу: