Вторая жизнь гридня Степана

– Так, вот твоя одежда, переодевайся, – деловито заговорил он. – Сейчас едем домой, маме про твои приключения ни слова. Она ничего не знает.

– Мне собраться, только подпоясаться, – сообщил я и начал переодеваться в свой деревенский прикид.

– Пап, как там бабуля? Не очень переживает? – спросил я между делом.

– А ты, как думаешь, – зло сказал отец. – Лекарства пьет, весь дом корвалолом пропах. Она ведь сразу смекнула, что тебя украли, поэтому телеграмму мне на работу отправила.

Мы попрощались со Ступиным и спустились к машине. Около нее стоял, незнакомый молодой парень. По характерным движениям, и поведению было понятно, что у него за плечами, имелось какое-то диверсионное подразделение.

– Ясно, – подумал я. – Отец всерьез собирается воевать.

– Познакомься Гена с моим сыном, – обратился отец к нему. – Ты его еще не видел. Парень, улыбаясь, протянул руку и довольно крепко пожал мне ладонь. Однако его глаза продолжали тщательно сканировать окружающее. На ухе у него был закреплен наушник с микрофоном. Мне не надо было долго искать, с кем он может держать связь. На другой стороне улицы стояла восьмерка с тонированными стеклами.

Гена заметил мой взгляд в сторону машины и сказал, обращаясь к отцу.

– Михаил Александрович, а паренек у вас наблюдательный, вмиг охрану срисовал.

– А, то, – ответил батя и уселся на водительское место. Гена и я залезли на заднее сиденье, и мы тронулись.

Когда отец открыл дверь в нашу квартиру, мама нас уже встречала на пороге. Она сразу ринулась ко мне и начала обнимать и целовать.

– Сережа, как я по тебе соскучилась! – приговаривала она

Я же чувствовал себя очень неловко. В памяти Сергея мама представала красивой темноволосой женщиной, не лишенной некой солидности. Но для меня она казалась просто очень красивой девушкой с крупной грудью, которая сейчас уперлась в мою тощую грудную клетку. А в руках у меня оказалась упругая гибкая талия. И я с ужасом почувствовал, как начал твердеть некий орган, размерами не больше стручка.

Когда я все же смог выбраться из ее объятий, отец, с усмешкой глядя на мое красное вспотевшее лицо, сказал:

– Маша, перестань его тискать! Сколько можно повторять! Парень взрослеет, стесняется твоих обжималок.

Семейный вечер, к сожалению, не удался. Родители начали ссориться уже за столом, и причиной был не я. Мама, хоть и не с восторгом, но положительно отнеслась к идее моей учебы в элитном пансионате в Швейцарии. Но когда батя завел разговор, что ей тоже не мешает поехать со мной, тут все и началось.

– Ты никогда не воспринимал меня всерьез! – кричала она. – Считаешь, что моя научная работа яйца выеденного не стоит? Я прекрасно знаю, зачем ты хочешь меня отправить с Сережкой. Чтобы на свободе со своими бл….

Тут она резко заткнулась и посмотрела на меня. Я же продолжал пожирать ужин, делая вид, что ничего не слышу. В глубине души мне не нравилось малодушие Сережкиного отца, если бы он рассказал жене, как обстоят дела, все было бы гораздо проще. После ужина обсуждение продолжилось без меня. Я же удалился в свою комнату. Развалившись на диване, я разглядывал красочные плакаты с Шварцнеггером и БониМ на стенах. Кассетный магнитофон Акай привлек на время внимание, но музыку включать не хотелось. Я, было, погрузился в размышления о своей дальнейшей жизни, когда передо мной материализовался Ефимка.

– Сейчас он был одет в синюю курточку и такого же цвета брюки, его борода была тщательно расчесана, впрочем, как и волосы на голове.

– Ты здесь, какими судьбами? – удивился я.

Домовой скорчил гримасу и тяжело вздохнул.

– Вот она молодежь, никакого вежества в помине нету. Да, что я жалуюсь! Яблочко от яблони недалеко падает. Бабка твоя Павлина такая же в точности.

Он уселся на стул напротив меня и, качая коротенькими ножками, спросил:

– Степушка, так, как насчет нашего уговора, силушки мне передать?

У меня на лице нарисовалась улыбка..

Так ведь никакого уговора пока не было, – уточнил я.

– Ну, как же так? – встревожился тот. – Ты же сам сказал, как только силы наберешь, сразу мне чуток подкинешь, а за мной не заржавеет.

– Точно?

– Точнее не бывает, – заверил домовой, – Отслужу только так.

– Что-то не очень верится, – скептически сообщил я. – Мне позавчера рядом с домом холуи по голове настучали и в город увезли, а ты даже не пытался меня защитить.

Однако Ефимка нисколько не стушевался.

– А пошто я тебя должен был защищать? Молока ты мне не наливал, вежества не оказывал, ряд мы с тобой не заключали, – воинственно выдал он. – И вообще, я по жизни не защитник, мое дело порядок в доме блюсти.

Слушая Ефимкины оправдания, я пытался понять чего, собственно, его дразню, хотя знаю прекрасно, что не может он хозяев защитить от лихих людей.

– Ну, в чем же тогда твоя служба заключаться будет? – спросил я.

Домовой почти по-человечески пожал плечами.

– Ну, ежели мы с тобой ряд уговорим, тогда, что в нем упомянуто, то и сделаю, – заявил он. После чего молча продолжал сидеть на стуле, поблескивая маленькими, глубоко посаженными глазками.