Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

О примечаниях: не думаю, чтобы за них пришлось так уж сильно драться; считаю, что в любом случае Орлов будет держать «нашу руку» — он не дурак. Портить с нами отношения в самом начале, так сказать Цветаевской «карьеры», он не будет, не станет и общипывать в «свою» пользу, разве уж так, немножко. С матерьялами для статьи я ему помогу (в весьма разумных пределах), ибо мне на́ руку, чтобы статья была прилична и достаточно «оснащена» и чтобы в данном случае писал ее он, т. к. он будет лично заинтересован в издании. Ведь книга стоит в плане выпуска 1965-го — а он может ее «ускорить» — да и еще многое может, как мне кажется. Так или иначе, согласна с Вами в том, что драться, коли придется, будем за каждую (разумную) пядь комментариев (если речь пойдет не о разумных сокращениях). Мое желание (о комментариях) — дать возможно больше авторского материала в них (т. е. — планы рабочие, замыслы, мысли по поводу, существенные варианты и т. д.) — может быть, в примечаниях кое-где протащить толкование темных мест, например «лакированный нуль» из «Оды пешему ходу»[662] — «автомобиль» и т. д. «Вступления»: — в тех случаях, когда возможно будет, т. е. будет достаточный материал, а не собственные мысли по поводу — дать в них историю создания той или иной вещи, цикла; опять же кое-что разъяснить смыслово. Всё, что удастся — возможно компактнее. «Лестницу»[663] хочется и надо дать, но пока по ней никакого подсобного комментаторского материала не обнаружено. Как комментировать такую вещь?? — Об объеме примечаний: конечно же, не дадим тютелька в тютельку, от пол-листа до листа можно и нужно увеличить. — О гослитовских делах всезнающий Оттен сказал, что Владыкин[664] будет замом Фурцевой[665] по издательствам и полиграфии, т. е. если был у вас «начальством», то теперь станет вашим «царем и богом»! и что Пузиков останется постоянно, так якобы обещал Владыкин, прощаясь с руководителями издательства. Будущее покажет. — Андреевых, конечно, дождусь, буду поить-кормить-принимать и т. д. Уехать удастся не раньше 7-го, т. е. возня с домом, который в последний раз остается на Аришу[666], — больше сторожить не соглашается — очень жаль, и очень затрудняет.

Не думаете ли дать «Масляницу»[667] из «Ремесла»? Перечтите, подумайте! Вообще с 1922 г. очень трудно. О билетах[668]: посылаю Вам список необходимостей, не подчеркнуты желательные, но в крайнем случае, «обходимые», да и еще резерв и несколько штук нужен бы, на последние пожарные случаи. Если я опоздаю, т. е. если приеду 7-го, а встретимся 8-го, и это уже поздно для рассылки, то, может быть, разошлете сами, если дадут нужное количество билетов. — Не сочтите хамством!

О Морковине: я предупреждала Вас о некоторых его качествах — он торопится продемонстрировать их и Вам… Анечка, не советую слишком увлекаться взаимными с ним услугами — увязнете. Вы ведь не частное лицо, а член цветаевской комиссии, не забывайте. Орлову в его просьбе (насчет комиссии) ничего сообщать не следует, т. к. Морковин обращается не с официальным письмом в комиссию, а лично к Вам, лично и решайте, и отвечайте. Не забудьте: цель комиссии — собрать (и уже собраны) людей, способных «проталкивать» Цветаевские произведения в печать (а не морковинские, и не о ней пока, а ее самое!).

2) пополнить советский Цветаевский архив. Комиссия не группирует людей по принципу их работы над Цветаевской темой или их «взносов» в архив (тесковские письма!) — о Цветаевой пишут очень и очень многие, здесь и на Западе, архив пополняют тоже многие.

Комиссия собирает (в идеале) людей, полезных Цветаевой, реальному делу издания, а не тех, кому Цветаева может оказаться полезной — то, что явно нужно Морковину («протащить», «облегчить поездки» и т. д.). Ему надо: получить доступ к нашему архиву; закончить свой «монтаж», издать его в СССР — сделать карьеру. Нам надо: получить доступ ко всем разрозненным цветаевским материалам; издавать ее, а не монтажи.