Вторая жизнь Мириэль Уэст

Смотровая башня представляла собой шаткое сооружение, стоявшее сразу за забором между протестантской часовней и живой изгородью. Мириэль никогда не взбиралась на эту штуку. Деревянная рама выглядела хлипкой и потрепанной. Она скрипела от малейшего дуновения ветерка. Ей говорили, что вид, открывающийся оттуда, стоил двух дюжин лестниц, и что только в прошлом году правительственный инспектор признал сооружение надежным. Мириэль, однако, была настроена скептически.

Заходящее оранжевое солнце висело над горизонтом, и воздух был похож на губку. Легкий ветерок трепал верхушки ближайших деревьев. Сверху доносились музыка и смех. Мириэль ухватилась за поручень и полезла наверх.

Вид превзошел все ожидания. Поднимаясь по последним ступенькам, она смогла увидеть всю колонию, раскинувшуюся перед ней – длинные параллельные дорожки и пристроенные дома, четырехугольники зеленых лужаек между ними, переплетение медицинских и хозяйственных зданий, широкие крыши столовой и зала отдыха. За аккуратно подстриженной живой изгородью виднелся большой дом с довоенным фасадом, а дальше – два ряда коттеджей для персонала. В дальнем конце колонии виднелись молочный амбар и силосы[53], а также кольцо ореховых деревьев, охранявших кладбище. Когда она вышла на площадку и посмотрела в противоположном направлении, увидела широкую гладкую поверхность Миссисипи, мерцающую в угасающем свете. Река окружала Карвилл с трех сторон, как извилистое тело змеи: крутая дамба, изрытая колеями дорога и изгибающийся вдоль нее проволочный забор.

Хотя она жила рядом несколько месяцев, это был ее первый взгляд на могучую реку. Игра меркнущего света на ее стеклянной поверхности напомнила Мириэль об океане. Но запахи и звуки вокруг были другими, и у нее сдавило грудь. Она забыла, как сильно скучала по соленому воздуху, крикам чаек, волнам с белыми шапками, набегающим на берег.

– Ты пришла! – воскликнула Жанна, вернув Мириэль обратно в Карвилл, прежде чем она смогла до конца вспомнить ощущение горячего песка под ногами.

Жанна и Айрин оказались не одиноки в своей авантюре. Малышки-близнецы тоже были там, танцевали под веселую песню с Фрэнком и мистером Ли, местным мастером на все руки. Они не обращали внимания на тряску, которую вызывал их топот по старому дереву. Жанна схватила Мириэль за руку и потащила к центру площадки.

Из чьего-то портативного граммофона заиграл фокстрот. Ногам Мириэль потребовалось всего мгновение, чтобы найти ритм. Она положила руку на плечо Жанны, но через секунду вспомнила, что должна танцевать за мужчину, и переместила ее на поясницу. Девочка знала всего несколько шагов и неуклюже подалась вперед, следуя за Мириэль. Она наступала на ноги и поворачивалась направо, когда следовало повернуться налево. Но улыбка на ее лице – широкая и довольная, как никогда раньше – стоила всех этих дерганий, выкрученных рук и потертой обуви.

Воздух здесь был ничуть не прохладнее, чем внизу, но случайный ветерок обдувал их, принося некоторое облегчение. Настил оказался более прочным, нежели поначалу представляла Мириэль, и когда заиграла следующая песня – квикстеп, она повернулась и поскакала, не беспокоясь, что ее ноги проломят древнее дерево. Она обучила Жанну основным шагам, а затем позволила ей просто следовать за собой, смеясь вместе с ней, когда их ноги переплетались. Затем были вальс, чарльстон, шимми и шэг. Они менялись партнерами, и Мириэль отплясывала с близнецами, мистером Ли, и даже игривый уанстеп с Айрин.

Хотя она запыхалась быстрее, чем до перенесенной «реакции проказы», и не танцевала эти па почти два года, Мириэль впервые с тех пор, как приехала в Карвилл, почувствовала себя абсолютно живой. Музыка гудела в ее теле от кончиков пальцев до кончиков ног. Ветерок щекотал ее покрытую капельками пота кожу.

После дюжины или более песен она отказалась от следующего танца, чтобы перевести дыхание. Перила высотой по пояс окружали площадку, по обе стороны которой располагались скамейки. Она села и откинулась назад. Солнце зашло, но его место заняла полная луна, бросающая яркий серебристый свет на реку и окружающие деревья.

Несколько пластинок стояли на фонографе вертикально. Более классические записи оркестра Мириэль определила, как принадлежащие Айрин. Остальное представляло собой пестрый ассортимент рэгтайма, джаза и кантри. Некоторые группы она узнала. Другие – Fiddlin’ John Carson или Skillet Lickers, были такими же чужими, как гамбо шеф-повара, когда она впервые увидела его на своей тарелке.

Фрэнк сел рядом с ней, и она протянула ему одну из пластинок.

– У меня есть смутное подозрение, что эта хонки-тонк[54] музыка принадлежит тебе.

Он взял пластинку и улыбнулся, глядя на нее.

– Не отбрасывай ее, пока не послушаешь.

– Фонограф тоже твой?

Фрэнк кивнул.

– Думаю, это место не похоже на те модные-премодные бальные залы, к которым ты привыкла, но ты не можешь не отметить превосходный вид.