Он был прав. Птица опустилась на реку, вызвав мерцающую рябь на поверхности. Обнаженные деревья и лоскутное одеяло сельскохозяйственных угодий раскинулись вдалеке, окрашенные лунным светом в оттенки глубокого синего и фиолетового. В воздухе пахло землей и листвой с легким намеком на жасмин.
– Хорошо быть подальше от Сестер, – сказал он.
– Они не одобряют танцы?! Какой сюрприз!
– Призыв дьявола – я полагаю, так выразилась бы сестра Верена.
Оба заулыбались. Песня закончилась, и Фрэнк поднял тонарм[55]. Он заменил джазовую пластинку на ту, которую протянула ему Мириэль. Играла живая смесь скрипки и стальной гитары[56], к которой вскоре присоединился грубый, чуть гнусавый голос. Текст песни – что-то про индейку, прячущуюся в соломе, – был абсурдным, но Мириэль не могла не постукивать каблуком в такт веселому ритму.
– Йу-ху-у! – крикнула Айрин и закружила одну из близнецов по палубе. Жанна и другая девочка взялись за руки с мистером Ли и завертелись в быстром танце собственной импровизации.
– Попробуем? – предложил Фрэнк, вставая и протягивая руку.
Нога Мириэль замерла. Она слишком долго смотрела на его сморщенные, скрюченные пальцы, прежде чем опомнилась и пробормотала какое-то оправдание, что все еще не отдышалась. Фрэнк пожал плечами и присоединился к мистеру Ли и девочкам. Но она заметила вспышку боли в его глазах, прежде чем он отвел взгляд.
Она развернулась и, сидя на скамейке спиной к топающим и улюлюкающим танцорам, смотрела через перила. Что с ней было не так? Работая в перевязочной клинике и лазарете, Мириэль лечила уродства гораздо более серьезные, чем у Фрэнка. Танец с ним не сделает ее еще более прокаженной, чем она уже есть. Да ведь у самой больной из близнецов руки были похожи на грубые рукавицы! А Мириэль без колебаний полностью обхватила пальцами ее покрытые шрамами, шишковатые ладони. Она, не задумываясь, отплясывала с этим ребенком.
Возможно, это было отголоском шока, испытанного ею в первый день пребывания в колонии, когда руки Фрэнка показались ей чем-то ужасным.
Он больше не приглашал ее. Мириэль была рада этому, все еще не уверенная, что сумеет заставить себя прикоснуться к нему. Но магия ночи исчезла. Тревожные мысли снова закрались в ее мозг.
Вскоре комары прогнали их с башни. Помада Айрин въелась в трещинки на ее губах и в уголки рта. Косы близнецов распустились. Щеки Жанны раскраснелись. Мистер Ли нес пластинки, а Фрэнк – граммофон. Они расстались на первой развилке дорожки – близнецы направились к одному из трех цветных домов; Фрэнк и мистер Ли – к небольшой группе отдельно стоящих коттеджей в дальнем конце колонии; она, Жанна и Айрин – к дому восемнадцать.
Фрэнк не смотрел на нее, когда они прощались, его взгляд скользнул мимо, как будто ее там не было. Она и раньше отказывала мужчинам в танце, хотя и с чуть большим изяществом, и вообще не беспокоилась по этому поводу. Но сегодняшний инцидент свербил внутри, пока они тащились домой по пустынной дорожке. Его пальцы, согнутые, точно когти. Его кожа, похожая на расплавленный воск. Его красивое лицо, ставшее серьезным, а затем уязвленным.
Ей хотелось, чтобы он не испортил вечер своими расспросами. Что, если она просто была слишком взвинчена или просто не любила деревенские мелодии? И то и другое могло быть правдой. Но Мириэль знала, что самолюбие и страх взяли над ней верх. Фрэнк тоже это знал.