Вторая жизнь Мириэль Уэст

У стерилизатора накапливалась корреспонденция, пяти- и десятидолларовые купюры, аккуратно сложенные и вложенные между страниц писем тех жителей, чьи семьи снаружи все еще зависели от них. Мириэль слышала, что некоторые семьи не принимали деньги. Другие пропитывали их двухлористой ртутью, как только они приходили, а затем вешали сушиться на бельевую веревку. Она подозревала, что те, кто в крайней нужде, не теряли времени даром и отдавали долги домовладельцу или продавцу бакалейной лавки немедленно.

В первый раз, когда она получила свою зарплату – тридцать долларов минус пятнадцать за потраченную впустую мазь в аптеке и испорченную униформу, – это действительно было поводом для празднования. То была ничтожная сумма, учитывая, что в Калифорнии у нее было в десять раз больше средств только на карманные расходы. Но те деньги она получала просто так. Сначала от отца, потом от Чарли. Эти – она заработала сама. Монеты почему-то казались тяжелее, а купюры – более хрустящими. Каждый раз, когда она покупала газировку или листала каталог, отмечая закладками товары для покупок, она чувствовала себя… способной. Способной добиваться поставленных перед собой целей.

Но сегодня Мириэль не хотелось праздновать. Ни за тридцать долларов, ни за триста. Она обошла толпу женщин, окруживших Айрин, и села на ступеньки ближайшего крыльца. Хотя еще не было десяти часов, августовский воздух был горячим и липким, и она обмахивалась веером из пальмовых листьев.

– Извини за ожидание, детка, – сказала Айрин несколько минут спустя, кряхтя и морщась, когда села рядом с ней. – Эти старые кости уже не те, что были раньше.

– Я никуда не спешу.

Она протянула Мириэль ее тридцать долларов, и Мириэль вписала свое имя в бланке. Первые несколько раз, когда она подписывалась, ей приходилось вычеркивать настоящее имя, переправляя его на Полин Марвин. Теперь ей почти не нужно было об этом задумываться.

– Что ты собираешься делать теперь, когда ты богатая женщина? – Айрин легонько толкнула Мириэль локтем. – О, подожди, ты же всегда была богата.

Мириэль пожала плечами.

– В последнее время ты действительно хандришь. Почему бы тебе не отправиться в столовую и не выбрать себе что-нибудь приятное из каталога Сирса и Робака?

– А под приятным ты подразумеваешь дешевое и простецкое?

Айрин улыбнулась.

– Так-то лучше, детка. Уже больше похоже на твое обычное высокомерие.

Мириэль выдавила мимолетный смешок.

– Ты иди, а я тебя догоню, – сказала Айрин. – Я должна вернуть эти бумаги сестре Верене, пока у нее не случился припадок.

Они встали и разошлись на полпути. Мириэль не спешила идти в столовую. Она обмахивалась веером на ходу, черпая все, что могла, в цветах и пении птиц за ограждениями. Конечно, было жарко, зато лужайки, деревья и сады окрашивали колонию в яркий летний зеленый цвет. Калифорнийские древесные пальмы и бледный эвкалипт не шли ни в какое сравнение.

Дорожка привела ее к двенадцатому дому. Как всегда, несколько мужчин бездельничали на крыльце в креслах-качалках, их вытянутые ноги торчали на дорожке, как препятствия на ипподроме. Она знала, что лучше не подслушивать их сплетни, но до ее ушей долетело имя Гектора, за которым последовало слово «чумазый».

Мириэль остановилась.

– Что ты только что сказал?

– Чего? – проворчал один из стариков.

– Гектор в лазарете, а вы, ленивые задницы, сидите здесь и называете его чумазым?

Мужчина фыркнул.

– Я же говорил, что она неравнодушна к латиносам.

Ногти Мириэль впились в ее ладони. Не то чтобы она не слышала таких слов раньше – она и сама произносила их раз или два. Но то было раньше. Неужели ужасная болезнь и клеймо отверженных ничему их не научили?

– Вы могли бы задуматься, что, раз уж все мы здесь прокаженные, стоит попытаться найти в своих старых иссохших сердцах желание быть немного добрее.

Мужчины вздрогнули при слове «прокаженный». Она переступила через их вытянутые ноги и продолжила путь.

– Ему здесь нечего делать, – крикнул ей вслед один из мужчин. – Это место для американцев.

Мириэль не обернулась. Сообщение о том, что Гектор родился в Калифорнии, не изменило бы их мнения. Вместо этого она подняла руку и вытянула средний палец – так, как это делают пьяные мужчины в клубах.

Только завернув за угол, Мириэль опустила руку – сестра Верена была как раз за поворотом и шла в ее направлении.

– Боже мой, миссис Марвин, что вы делаете?

– Просто… э-э… разминаю руку. У меня была судорога.

– А ваш палец?

– Судорога.

Сестра Верена остановилась. Большие крылья шляпы отбрасывали тень на ее лицо, но Мириэль удалось разглядеть кислое неодобрение в ее глазах.

– Проследите, чтобы его снова не свело судорогой. Это больница, миссис Марвин. Не салун в глухом переулке.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Почему так получается, что сил вам постоянно недостает?

Челюсть Мириэль сжалась, тем не менее она придержала язык и позволила сестре Верене пройти, снова быстро вытянув палец ей вслед.