Вторая «Зимняя Война»

Верховный Главнокомандующий принял своих гостей как и подобает радушному кавказскому хозяину. Однако, как только прозвучали официальные приветствия, он стал сухим и жестким, как старый кожаный ремень.

– Мистер Гопкинс, – сказал большевистский вождь, глядя прямо в глаза американскому представителю, – мы же предупреждали вашего президента о том, что может произойти, если он продолжит свои игры с экономическими санкциями. Даже крыса, загнанная в угол, кидается на терьера. А японцы отнюдь не крысы! В их идейной парадигме капитуляция без сопротивления немыслима, а смерть в бою гораздо лучше позора унижения. Мы, конечно, сожалеем об американцах, погибших в Перл-Харборе и Филиппинах, но их смерть – на совести вашего правительства, которое не только не прекратило опасные дипломатические игры, но и не отдало приказ изготовиться к отражению внезапного нападения без объявления войны.

Выслушав перевод внешне бесстрастного молодого русского переводчика, одетого в хороший штатский костюм серого цвета, Гарри Гопкинс вскинул голову и с обидой произнес:

– Это неправда, мистер Сталин, и вы это знаете. В смысле, неправда – ваше последнее утверждение. Фрэнки, то есть мистер президент, отдал все необходимые приказы для того, чтобы предотвратить тяжелые последствия, но адмирал Киммель, как бы это сказать… недооценил серьезность ситуации.

– Вы можете не оправдываться, мистер Гопкинс, – хмыкнул Сталин, – мы знаем сейчас и знали тогда, когда мы вас предупреждали, что ваш президент сам хотел этого нападения, потому что без войны вашей Америке грозила экономическая и политическая стагнация. Сто лет назад ваш президент Монро провозгласил, что Соединенным Штатам самим Богом заповедано господствовать над Новым Светом. И вот теперь его дитятко выросло и обнаружило, что Новый Свет ему уже мал. И в тоже время ваш Конгресс, переполненный изоляционистами, не мог дать президенту Рузвельту разрешения даже на самую маленькую войну, которая была бы способна прорвать заколдованный круг. Пока другие государства воюют и делят мир (при этом кто-то взлетит к вершинам величия, а кто-то бесславно канет в небытие), Америка, запертая на своем континенте, остается при своих – то есть не участвует в дележе мира, а следовательно, стагнирует. Не так ли, мистер Гопкинс?

– Э-э-э, – сказал посланец Рузвельта, – мистер Сталин, а почему вы тогда вообще нас предупреждали, если сами не верили, что это поможет?

– А чтобы все видели, – сказал Вождь, – что Советский Союз честно делится с союзниками добытой информацией, даже если этот союзник всего лишь потенциальный. А вот вы оказались не так честны и скрыли, что вам наше вам предупреждение откровенно не нужно – точнее, нужно, но только для того, чтобы вы могли убедиться, что движетесь в правильном направлении.

– Да, это так, – вздохнул Гопкинс, на секунду отводя глаза, не в силах выдержать пронзительный тигриный взгляд Сталина, – от того, кто владеет информацией из будущего, это скрывать бесполезно. Война должна была обеспечить заказы нашей промышленности, оживить экономику, добавить нашей стране политического авторитета, но только, о Боже упаси, мы ни в коем случае не собирались ставить перед собой задачу завоевания мирового господства… Такие идеи к лицу только таким безумцам, как бесноватый фюрер в Германии и ваш Троцкий.

– Никакой Троцкий не наш, – усмехнулся в усы вождь, – да и трындел он в основном не о мировом господстве, а о мировой революции, а это, уважаемый мистер Гопкинс, несколько разные вещи… Впрочем, я допускаю, что команда президента Рузвельта даже и не мечтает о мировом господстве, зато о нем мечтают те, кто уже рвется прийти ей на смену. И ваш президент, и вы, его единомышленники, по сути, совсем неплохие товарищи, но за вами уже в очередь выстроилась такая сволочь, что рядом с ней даже Гитлер кажется вполне рядовым злодеем, а не жестоким тираном, приговорившим к смерти целые народы… – В голосе Сталина появились такие нотки, что у Гопкинса, вдруг отчетливо ощутившего нависшую угрозу, по спине пробежал холодок. – Как только эти люди придут к власти, ваш Новый Курс будет забыт, и никто из вас, важных сторонников Рузвельта, никогда больше не получит никаких постов, а Америку тут же превратят в мирового тирана, бомбами и снарядами насаждающего вашу, американскую, форму демократии. Вы понимаете, что с такой Америкой мы сразу же становимся непримиримыми врагами?

– Понимаю, – вздохнул Гопкинс, – такие силы в Америке никуда не делись. Садиться за стол переговоров с Гитлером для них, конечно, неприемлемо, но если тот умрет, руки у них будут развязаны. Вас они тоже любят не более чем Сатану, так что прогноз вражды между нашими странами, пожалуй, очевиден. – Гопкинс подавил вздох.