– Мы тоже так думаем, товарищ Иванов, – согласился вождь. – Пока жив Гитлер, ничего у немцев из этой затеи не выйдет. Роль главного подсудимого в международном трибунале и свидание с пеньковой тетушкой – это максимум, на что их фюрер может рассчитывать у англосаксов. А добровольно он власть не оставит, будет цепляться за нее зубами и ногтями. Именно поэтому и наши, и ваши военные берегут жизнь Гитлера как зеницу ока, из-за чего наши бомбардировщики имеют приказ за сто километров облетать места, где этот политический персонаж может оказаться хотя бы случайно…
Неожиданно со своего места встал Молотов.
– Товарищ Сталин, – сказал он, – наши специалисты считают, что Гитлер совершил этот демарш, поскольку оказался объектом манипуляции со стороны одного из своих соратников. Мол, до недавнего момента вокруг него было множество самых разных центров влияния, которые нейтрализовали друг друга, потому что их векторы оказались направлены в разные стороны. Потом над Вильгельмштассе пролетели тяжелые российские бомбардировщики, и количество нацистских бонз, имеющих влияние на Гитлера, радикально сократилось. И вот теперь один из уцелевших функционеров пытается вселить в него надежду, что все еще можно решить, поладив с англосаксами. На самом деле, если этот человек не дурак, он должен понимать, что Гитлера на Западе могут принять только в качестве сакральной жертвы, означающей, что нацистский режим в Германии откупился от Запада. Антикоммунистическая и русофобская сущность нацистского режима при этом не изменятся, для достижения договоренности с Лондоном и Вашингтоном будет смягчено только отношение к евреям…
– И что вы предлагаете, товарищ Молотов? – спросил Сталин. – Германию без Гитлера мы еще принять сможем, а вот нацизм без Гитлера – уже нет. Да и какая нам разница, кто будет стоять во главе немецкого государства, если оно по-прежнему будет вести против Советского Союза войну на уничтожение?
– Для нас, товарищ Сталин, такой разницы нет, а вот для англичан есть, – сказал Молотов, – Они примут в качестве руководителя Германии любого, лишь бы он отрекся от гитлеровских расовых теорий и продолжил войну против СССР.
– Не исключено даже, – добавил Сергей Иванов, – что после заключения мира между Германией и Великобританией правительство Миколайчика вернется в Польшу, то есть в Генерал-губернаторство, а возрожденная из праха старая польская армия вместе с вермахтом будет воевать на восточном фронте против СССР. Вот тогда в Европе сложится та самая политическая конфигурация, которая и была запланирована в Мюнхене Даладье и Чемберленом, когда немцы и поляки воюют с русскими, а остальная Европа им дружно аплодирует. И вообще, Гитлеру в его делах сильно помешал его животный антисемитизм, практически полностью отрезавший ему возможность соглашения с западными странами. Будь его преступления нацелены только против русских, белорусов и украинцев, никто в Западной Европе даже ухом бы не повел.
– И это тоже верно, товарищ Иванов, – кивнул Сталин, машинально набивая трубку. – Но, скажите, что же нам в данном случае делать? Ведь несмотря на то, что Гитлер нам нужен живым, здоровым и на своем посту, мы никак не можем повлиять ни на планы заговорщиков, ни на активность гестапо по их поимке…
– Почему не можем, товарищ Сталин? – с деланным недоумением удивился Сергей Иванов. – Очень даже можем! Мы можем сделать так, что вся Германия будет метаться с высунутыми языками и искать под каждой кроватью врагов фюрера. Тут главное принять принципиальное политическое решение, а остальное – это мелкие технические детали, которыми займутся спецслужбы.
– Объяснитесь, товарищ Иванов, – с интересом спросил Верховный, – какой-такой канал влияния у вас есть на руководство Германии, чтобы все ее население по первому вашему щелчку бросилось исполнять все, что вам пожелается?
– Все очень просто, товарищ Сталин, – пожал плечами российский посол, – наш возможный канал влияния лично на Гитлера и вообще на всю атмосферу в Германии зовут Рейнхарт Гейдрих. Помните, мы вам сообщили, как он решил изобразить из себя Гесса номер два и примчался к нам мириться на личном истребителе?
– Помню, товарищ Иванов, – ответил вождь, – я вообще-то все помню… Интэресный был случай… – Он немного походил по кабинету с задумчивым видом, при этом словно бы усмехаясь в душе. Затем остановился напротив собеседника и произнес, покачивая трубкой в ритм своим словам: – Как вы правильно сказали, Гесс номер два. Голубь мира, сизокрылый… Но вы продолжайте, товарищ Иванов, продолжайте.