– Так вот, – продолжил российский посол, вдохновленный первой реакцией Сталина на свою идею, – сейчас этот Гейдрих сидит у нас на одной тщательно охраняемой даче вместе с другими немецкими генералами, взятыми в плен войсками экспедиционного корпуса, и тихо звереет по причине того, что благородные ируканские доны (простите, прусские генералы) в упор не замечают такую важную персону, выбравшуюся из грязи в князи. Гудериан, которого они за глаза зовут «выскочкой», для немецких генералов и фельдмаршалов все-таки свой, а вот эсесовец Гейдрих – нет, какое бы звание ни присвоил ему Гитлер. Если его немного обработать идеологически, а потом вернуть обратно в Германию, сделав Гитлеру подарок на Рождество, то он там устроит такое, что ежовщина у нас тут, в Советском Союзе, покажется детским утренником. Ну и заодно немного продлит жизнь Гитлеру – отчасти потому, что начнет истреблять его личных врагов, отчасти из-за того, что теперь просто так убивать Гитлера будет бессмысленно. Сначала убийцам потребуется дотянуться до человека номер два, которым Гейдрих, разумеется, станет сразу после возвращения в Германию…
После этих слов в кабинете наступила томительная тишина. Товарищ Сталин обдумывал предложение товарища Иванова, а остальные ожидали, какое же решение примет Верховный Главнокомандующий. Тот медлил высказывать свое мнение, и по лицу его трудно было что-либо прочитать.
– Насколько я понимаю, товарищ Иванов, – наконец проронил он как бы нехотя, – такой образ действий – это и есть ваша знаменитая гибридная война? Когда врага его же дерьмом, да по его же сусалам…
– Скорее, товарищ Сталин, – ответил российский посол, – гибридная война – это когда враг вынужденно действует в наших интересах. Мыши будут плакать, давиться, но продолжат есть кактус. А то мы тут все как-то по старинке действуем, танками и бомбардировщиками; а как же высокие технологии, достижения человеческого разума в политологии и политике?
– Хорошо, товарищ Иванов, – кивнул Сталин, – шутки шутками, но неужели вы думаете, что этот Гейдрих так просто будет делать то, что вы ему скажете?
– А мы ему ничего не скажем, – пожал плечами Иванов, – просто сообщим кое-какую информацию и отпустим – там, откуда он сможет добраться до Гитлера. А уж дальше – сам, сам и только сам; и при этом он не сможет не делать ничего идущего нам во вред. За что бы он ни схватился, все это будет расшатывать Третий Рейх и продлевать жизнь Гитлеру, то есть он будет делать как раз то, что нам прописал доктор…
Все напряженно смотрели на вождя в ожидании ответа.
– Ладно, товарищ Иванов, – махнул тот рукой, – выпускайте в Германию своего крысиного волка. Посмотрим, что из этого получится. – В глазах вождя промелькнул желтоватый блеск – это означало, что он испытывает некоторый азарт. – Есть мнение, что, в любом случае, хуже не будет. Кстати, американцам (я имею виду делегацию из Гопкинса и Элеоноры Рузвельт) тоже известно о желании Гитлера перетянуть на свою сторону англосаксонские элиты, и драться команда Рузвельта против такого исхода событий будет насмерть. Для Рузвельта и Уоллеса перспектива союза Америки с нынешней, только чуть подправленной, Германией означает смерть, а для всех остальных – политическое забвение. Для нас же вариант, при котором мы не сможем закрепить у руля Америки нынешнюю команду мягких демократов-рузвельтовцев, будет означать, что нам в самое ближайшее время придется воевать с этой страной…
– Надо будет воевать с американцами, товарищ Сталин, – твердо сказал Василевский, – будем воевать с американцами; но сейчас нам, военным, хотелось бы определиться со стратегией. Если война дальше пойдет без писаных правил, без оглядки на союзников и без ограничений, делящих страны Европы на врагов и нейтралов, а ее целью будет достижение рубежей, максимально пригодных для обороны (то есть берега Атлантического океана) – то это одно. А вот если целью войны будет довоенный статус-кво, с небольшими изменениями в ту или иную сторону, а в ее ходе придется учитывать, что о нас подумают в Лондоне или Вашингтоне – так это совсем другое. Не решив этого вопроса, невозможно определить стратегию ведения войны и намечать ближайшие и последующие цели. До сих пор мы просто отражали вторжение и старались нанести врагу максимальный ущерб, но при дальнейшем планировании нам необходимо знать, какова конечная цель этой войны…
После выступления Василевского встал Лаврентий Берия. Сверкнув стеклышками пенсне, он обвел присутствующих внимательным взглядом голодного василиска.
– А мне, товарищи, – сказал он с ехидной подковырочкой, – интересно мнение наших потомков по поводу дальнейшего территориального расширения Советского Союза и добавления в его состав новых республик. Нет ли у них каких-либо особых рекомендаций и пожеланий по поводу советизации новых территорий или борьбы с врагами народа?