Второе кольцо силы

— Его собственная светимость. Он сделал это своей рукой. Он просто проник в наши тела и оставил там свои волокна. Он сделал это со всеми своими шестью детьми и с Соледад. Все мы — одно и то же, кроме Соледад. Она — нечто иное.

Ла Горда, казалось, не хотела продолжать. Она заколебалась и начала почти заикаться.

— Что представляет собой донья Соледад? — настаивал я.

— Это очень трудно объяснить, — сказала она после длительных уговоров. — Она такая, как и я, и все-таки другая. Она имеет ту же светимость и все же она не с нами. Она идет в противоположном направлении. Сейчас она больше всего похожа на тебя. Вы оба имеете заплаты, напоминающие свинец. Моя заплата исчезла и я снова — полное светящееся яйцо. Поэтому я и сказала, что ты и я будем совершенно одинаковыми в тот день, когда ты снова станешь полным. Нас делает в данный момент почти одинаковыми светимость Нагуаля, одинаковое направление и еще то, что мы оба были пустыми.

— Как выглядит полный человек для мага? — спросил я.

— Как светящееся яйцо, состоящее из волокон, — ответила она. — Все волокна — целые. Тогда они выглядят как струны, туго натянутые струны. Это выглядит так, как будто струны натянуты так же, как покрытие барабана.

У пустого человека на краях дыры волокна оборваны. Если у него много детей, его волокна вообще не похожи на волокна. Эти люди выглядят как два разделенных чернотой куска светимости. Это ужасное зрелище. Нагуаль заставлял меня видеть таких людей, когда мы с ним были в городском парке.

— Как ты думаешь, почему Нагуаль никогда не говорил мне об этом?

— Он говорил тебе все, но ты никогда не понимал его правильно. Как только он видел, что ты не понимаешь того, что он говорит, он был вынужден менять тему. Твоя пустота препятствует пониманию. Нагуаль сказал, что для тебя это совершенно естественно — не понимать, ведь когда человек становится неполным, он действительно опустошается, как тыква, из которой вычистили содержимое. Не важно, сколько раз он говорил тебе, что ты пустой; не имело значения даже то, что он объяснил тебе, что это значит. Ты никогда не понимал, что он имеет в виду и хуже того — не хотел понимать.

Ла Горда ступила на опасную почву. Я попытался отвлечь ее другими вопросами, но она отклонила их.

— Ты любишь маленького мальчика и не хочешь понять, что Нагуаль имеет в виду, — сказала она обвиняюще. — Нагуаль сказал, что у тебя есть дочь, которую ты никогда не видел, и что ты любишь того маленького мальчика. Одна взяла твое острие, другой — привязал[8] тебя. Ты соединил их вместе.

Мне пришлось прекратить записывать. Я вылез из пещеры, встал и начал спускаться по крутому склону на дно лощины. Ла Горда следовала за мной. Она спросила меня, не расстроился ли я из-за ее прямоты. Мне не хотелось лгать.

— А как ты думаешь?

— Ты прямо дымишься! — воскликнула она и захихикала с такой знакомой мне непринужденностью дона Хуана и дона Хенаро.

Видимо, она едва не потеряла равновесие и схватилась за мою левую руку. Чтобы помочь ей спуститься на дно лощины, я поднял ее за талию. Я отметил, что она весит не более ста фунтов. Поджав губы, как это обычно делал дон Хенаро, она сказала, что весит сто пятнадцать фунтов. Мы одновременно рассмеялись. Это был момент прямого непосредственного общения.

— Почему ты все время пристаешь ко мне с этими разговорами? — спросила она.

Я рассказал ей, что когда-то был маленький мальчик, которого я безмерно любил. Я чувствовал, что просто обязан поговорить с ней о нем. Какая-то чрезвычайная необходимость выше моего понимания заставляла меня открыться этой совершенно чужой женщине.

Когда я начал рассказывать о мальчике, меня охватила волна ностальгии; то ли место так повлияло на меня, то ли ситуация, а может, время дня. Для меня как-то слились воедино память о мальчике с памятью о доне Хуане. Впервые за то время, что я не видел его, мне его не хватало. Лидия говорила, что они не тосковали о нем, так как он всегда был с ними. Он был их телом и духом. В это мгновенье я знал, что она имела в виду. То же чувствовал и я сам. Однако в этой лощине меня охватило неведомое мне прежде ощущение. Я сказал Ла Горде, что до сих пор ни разу не испытывал такой необходимости в доне Хуане. Она не ответила. Она смотрела вдаль.

По-видимому, ощущение тоски по этим двум людям было обусловлено тем катарсисом, которым стала в моей жизни встреча с каждым из них. И оба ушли. Я не осознавал до сих пор, насколько окончательным было это расставание. Я сказал Ла Горде, что этот мальчик был моим другом более чем кто-либо другой и в один день его отняли у меня силы, которые я не мог контролировать. Это было, пожалуй, одним из самых сильных ударов, который я когда-либо получал. Я поехал к дону Хуану просить о помощи. Это был единственный случай, когда я просил его помочь мне. Он выслушал мою просьбу, а затем разразился громким хохотом. Его реакция была столь неожиданной, что я не мог даже разгневаться. Я смог только сделать критическое замечание о том, что казалось мне бесчувственностью.

— Какого действия ты ждешь от меня? — спросил он.