Вторая оплеуха вышла более увесистой, чем первая, но в общем совсем не сильной. Затем я развернулся и не спеша зашагал мимо деревьев. Когда они остались позади, рядом очутилась Маделин.
– Подумаешь, подвиг! – заявила она голосом, который разве что не дрожал. – Положим, до чемпиона мира ему далеко.
Я продолжал шагать.
– Все относительно, – объяснил я. – Когда твоя сестрица назвала Вулфа ничтожным, склизким, жалким червяком, я ее и пальцем не тронул, а уж о том, чтобы пощечину дать, даже и не помышлял. Но этого типа надо было отучить глумиться, даже если бы он не сказал ни слова или был бы вдвое меньше. По крайней мере, у него не осталось следов. Погляди, что сотворила со мной твоя мамочка, а ведь я ни над кем не глумился.
Это ее не убедило.
– В следующий раз бросайся на людей в мое отсутствие. А кто тебя все-таки расцарапал?
– Пол Эмерсон. Я только поквитался. Мы никогда не отыщем этот футляр, если ты мне не поможешь.
Час спустя мы сидели рядышком на травянистом берегу ручья, чуть ниже моста, и обсуждали, где мне поесть. Маделин из вежливости утверждала, что нет никаких причин не пускать меня на порог, а я сопротивлялся. Мне не слишком улыбалось сидеть за одним столом с миссис Сперлинг и Джимми, которых я, строго говоря, застукал на краже со взломом, с Уэбстером Кейном, которого Вулф назвал лжецом, и с Эмерсоном, которому я только что влепил пару пощечин. Кроме того, я, кажется, провалил задание. Я уже прочесал, насколько позволяло общество моей спутницы, всю территорию от дома до моста, даже немного поискал за мостом, а остальное мог осмотреть по дороге домой.
Маделин покусывала травинку зубами – ровными, белыми, но не демонстративно идеальными.
– Я устала и проголодалась, – заявила она. – Ты должен отнести меня домой.
– Хорошо. – Я поднялся. – Если услышишь неровное дыхание, не пойми неправильно.
– Ладно. – Она запрокинула голову, чтобы взглянуть мне в лицо. – Но может, сначала все-таки расскажешь мне, что ты искал? Неужели ты хоть на минуту поверил, что я все утро высунув язык бегала за тобой, считая, что мы действительно ищем футляр для визиток?
– Ничего ты не бегала. И чем плох футляр для визиток?
– Всем. – Она выплюнула травинку. – Вообще-то, я не слепая. Я заметила, что ты шастал главным образом по тем местам, где не мог обронить ни футляр, ни что-либо еще. Когда мы спустились к берегу ручья, я ждала, что ты вот-вот начнешь смотреть под камнями. – Она взмахнула рукой. – Там их тысячи. Сходи поищи. – Она вскочила на ноги и отряхнула платье. – Но сперва отнеси меня домой. А по пути расскажешь, что ты искал, или я выдеру твои портреты из своего альбома.
– Не заключить ли нам сделку? – предложил я. – Я расскажу тебе, что искал, если ты поделишься со мной своей догадкой, о которой упоминала во вторник. Помнишь, ты говорила, что в понедельник вечером то ли слышала, то ли видела что-то такое, что заставило тебя предположить, кто брал мою машину, но толком ничего не объяснила, потому что хотела помочь отцу сэкономить деньги. Эта отговорка больше не актуальна, так почему бы тебе сейчас не рассказать?
Она улыбнулась мне свысока:
– Ты ведь не отстанешь, да? Ну хорошо, я скажу. Я увидела на террасе Уэбстера Кейна, вот и подумала, что если он и не садился за руль, то мог видеть того, кто уезжал или возвращался на ней.
– Не пойдет. Попробуй-ка снова.
– Но это правда!
– Ну да, конечно. – Я встал. – Надо же, какое совпадение, ведь именно Кейн потом и подписался под признанием. Какая ты везучая! Не придушить ли мне тебя? Считаю до трех. Раз, два…
Маделин мигом взбежала по береговому склону и остановилась наверху, ожидая меня. Пока мы возвращались по подъездной аллее назад, она так и сыпала колкостями, потому что я упорно заливал ей про футляр для визиток, но, когда мы дошли до стоянки за домом и я открыл дверцу своей машины, она внезапно сменила гнев на милость. Подойдя вплотную ко мне, она нежно провела пальчиком по моим царапинам и проговорила:
– Скажи мне, кто это сделал, Арчи. Я ревную!
– В один прекрасный день, – ответил я, садясь за руль и заводя мотор, – я расскажу тебе всю свою жизнь с пеленок.
– Честно?
– Да, мэм. – И я укатил прочь.
Пока я машинально следовал изгибам подъездной аллеи, меня занимало сразу несколько вещей. Во-первых, рекорд, только что поставленный женщиной. Я провел с Маделин три часа, а она ни разу не попыталась выведать у меня о планах Вулфа. Над этим вопросом стоило хорошенько поразмыслить, и я записал его в разряд неоконченных дел. Во-вторых, проблема, поднятая Вулфом. Ручей производил немало шума. Это был не тот приглушенный плеск, который замечаешь, лишь прислушавшись, а довольно громкое журчание, и если идти по аллее почти в кромешной тьме, то в двадцати шагах от моста вполне можно и не услышать звук автомобильного мотора, пока машина не окажется совсем рядом. Данный факт как будто подтверждал рассказ Уэбстера Кейна, поэтому, как бы то ни было, о нем непременно следовало доложить Вулфу.