Второе рождение Жолта Керекеша

— А колокола не звонят, — сказал старик с удивлением и стал шарить рукой по столу, отыскивая очки.

— Вон, выглядывают из твоего кармана, — подсказал ему Жолт.

— Кто выглядывает?

— Никто, — сказал коротко Жолт.

Старик беспокойно тыкался из угла в угол, стараясь выяснить обстановку прежде, чем он окончательно осовеет. Он прислушивался к звукам на кухне и размышлял вслух:

— Колокольный звон отменили. Раньше колокола гудели весь день. Но ты этого, конечно, не помнишь. Какой же праздник сегодня?

— Никакого.

Тибор с живостью обернулся:

— Ты не врешь? А как же школа?

— Я заболел.

— Неужели? — испуганно спросил Тибор. — А мне никто ничего не сказал.

— Но массаж я тебе сделаю, не волнуйся.

— Не надо массажа, — сказал растроганный Тибор. — Ты милый, ты просто бесценный мальчик, вот что.

— Сколько же я приблизительно стою? Ты можешь это определить? Ну-ка, хорошенечко посмотри! — сказал Жолт и поправил очки на расшитом лиловыми прожилками носу Тибора.

— Что? — спросил Тибор в полном смятении. — Сколько? Ну, сколько же… Как это можно определить? Определить можно только цену лошади.

— Ну и как, кто стоит дороже: я или лошадь?

— Конечно, ты стоишь дороже! Гораздо дороже! — озадаченно сказал Тибор. — Что за вздор!.. Но я хотел тебя о чем-то спросить… А-а, знаю. Что стряслось с тобой, Жолти? Вот о чем я хотел спросить.

— Желудок болит. Как будто внутри у меня взорвалось полкило динамита. Вообрази только. Тибор. Я подыхаю!

— Что за выражения! «Подыхаю»!

— Так я и знал. Тебя интересует не то, что я подыхаю, а только выражение «подыхаю». Как посмел я такое сказать! А я действительно подыхаю.

— Не говори глупостей, Жолти!

— Послушай, Тибор, а где тот козленок?

— Зебулон? В холле. Мне кажется, что он там.

Жолт вскочил и вышел в холл. Щенок лежал на отведенном ему месте и жевал рукав пуловера. Часть выдранной пряжи он проглотил, остальное расплевал по паркету.

— Обедаешь, лопоухий?! Если хочешь, пойдем погуляем.

Щенок перестал жевать, положил черную голову на передние лапы, белки его глаз встревоженно засверкали.

— Ну, иди! Иди ко мне, Зебу!

Зебулон, очевидно, истолковал его зов по-своему: он вытянул задние лапы и с неописуемо покорной мордашкой подполз на животе к Жолту.

— Пресмыкаешься, как истинный раб. Кто же так делает, Зебу! Ну ладно, глупыш! — говорил Жолт, тронутый буквально до слез.

Он сел на пол и окончательно поразился: Зебулон бросился к нему со всех ног и стал бесстрашно покусывать его руки. Он вертелся, как вьюн, а потом, совсем ошалев от радости, захлопал большими лапами по джинсам Жолта.

— Как кошка! — воскликнул Жолт.

Зебулон с неуклюжей нежностью подергал его за рубашку, и Жолт, улегшись на ковер, стал подбивать щенка на борьбу. Они резвились, барахтались, и вдруг в какой-то момент Жолт почувствовал в горле странное щекотанье. Он опустил голову, прижал кулаки к глазам и неожиданно для себя громко, с облегчением разрыдался. Щенок отскочил в сторону, озадаченный необычным звуком рыданий, потом, косолапя, обошел вокруг Жолта и влажным носом ласково ткнулся ему в лицо.

В это самое время вошла Беата и, увидев в полутемном холле брата, радостно закричала:

— Чао, Жоли, чао!

Она опустилась на колени и обняла его за шею.

— Перестань, — буркнул Жолт, заставляя себя обозлиться.

— Господи, Жоли, ты плачешь! Так тебе больно?

— Зверски больно, старушка. Но уже проходит. Теперь почти совсем прошло.

— Бедненький! — проникновенно и с жалостью сказала девочка, снова нежно обняла брата и прижалась лицом к его лицу.

— Хватит, Беата. Какого черта ты все обнимаешься?

— Но я же тебя люблю! — сказала Беата.

— Всех ты любишь и всех немедленно ставишь об этом в известность! — проворчал Жолт и захлопнул ногою дверь.

В холле стало темно.

— Да, — сказала Беата счастливым голосом.

— Ну и политика, лучше не надо, — сказал Жолт.

Он вытер глаза, и опять ему захотелось плакать, но он удержал подступавшие к горлу слезы.

— Совсем не политика, — сказала Беата, прижимаясь русой головой к лицу Жолта.

Жолт подул на ее волосы.

— Ольга меня спросила: ты и в самом деле счастливая?

— Какая Ольга?

— Ты не знаешь ее. Одна девчонка с собакой.

— С собакой?

— Ага. Послушай, Беа, я буду натаскивать Зебулона,

— Ладно, — согласилась Беата. — Но сейчас его надо вывести… Я…

— Вечно ты его тащишь! Все, наверное, покатываются со смеху.

— А вот и нет. Всем как раз очень нравится. Зебулон ведь красавчик. Можно мне его вывести?

— Веди. И будь счастлива.

— А я и счастлива, — сказала Беата.

— Тебе дали хорошее имя. А мое вот совсем ничего не означает.

— Означает.

— Что?

— Тебя. Оно означает тебя, — сияя, сказала девочка.

— Глупости, — уныло обронил Жолт, прижимая руку к задергавшемуся желудку.

— У тебя совсем белое лицо, — с тревогой сказала Беата.

— А каким оно должно быть? Черным, что ли?

Жолт скрипнул стиснутыми зубами, и сквозь них просочился странно тоненький свистящий звук. Он ненавидел, когда его страдания моментально отражались на физиономии.

— Ляг, Жоли! Магда звонила в школу и сказала, что ты болен.

— Значит, я болен официально? Любопытно! Весьма! — сказал Жолт.

— Конечно, официально.