Вот тут-то Беата и просчиталась — Тибор снова попал в колею верного времени. По лицу его разбежались хмурые морщины, и он обратился к Керекешу:
— Тамаш, не верь, что в такой поздний час Дани выпустят из дома на улицу. Вчера я разговаривал с его матерью, и должен тебе сказать, что Дани такой свободы не предоставляют…
— Разумеется, — сказал Керекеш, любуясь розово-белым личиком Беаты.
— В каком это смысле? — спросил Тибор.
— В каком я сказал.
— Тамаш, я удивлен. Мальчик бродит допоздна неизвестно где и вовсе не с Дани. Если бы с Дани, куда ни шло. Дани прекрасно воспитанный, совершенно нормальный мальчик…
Тишина. Магда включила фен. Беата следила за лицом Керекеша. Он пристально и задумчиво смотрел на светлый круг, который отбрасывала лампа. Беата, пожалуй, знала, о чем думал отец.
Он думал о том, что Дани нормальный воспитанный мальчик, а вот Жолт…
Беата выключила жужжащий фен и с непривычной резкостью вдруг заявила:
— Дани
— Вот как? — сказал Керекеш, с усилием овладев лицом, чтоб не дать ему расплыться в улыбку.
— С чего ты это взяла? Он тебе это сказал? — спросила Магда, ободряюще обнимая Беату за плечи.
— Конечно! — с горячностью сказала Беата. — С Жоли все пойдут. Кто угодно.
— Ну да! — презрительно сказал Тибор. — Потому он и бродит с собакой один.
— Не потому. А потому что со всяким Жоли ходить не станет!
— Вы мальчика страшно избаловали! Слышишь, Тамаш? — возвестил Тибор, тыча в воздух костлявым указательным пальцем. — Мальчик хороший и умный, тут ничего не скажешь, но воспитывать его надо тверже. Да, тверже.
Магда придумывала предлог, как выпроводить Тибора прежде, чем муж утратит терпение. Но ото оказалось невозможным — Тибор умолкать не желал.
— Вы говорили, что мальчик болен. А по-моему, Тамаш, твой друг доктор Амбруш несет невесть что. Мальчик говорит прекрасно! Вот на днях он стал меня обучать стихам, и я чуть не сломал язык. Я их уже не помню… погодите… Ну вот: «Ехал грек через реку…»
Все засмеялись.
А Беата продолжала:
— Бесценный мальчик, — нерешительно оглядываясь, вдруг сказал Тибор. — Привет, милая, — махнул он Беате, — спокойной ночи!
Он пошел к двери, устало волоча ноги и растроганным голосом отклоняя предложение Магды прислать для массажа Жолта, как только он вернется.
— Да я совсем не желаю массажа, — говорил Тибор.
Магда проводила старика в его комнату, потом отвела в детскую Беату.
— Ложись спать, Беата.
— Я лягу, но спать пока что не буду.
Керекеш погасил свою электропушку.
Магда вернулась и попыталась завязать непринужденный разговор:
— Тибор просто чудак и день ото дня становится все рассеяннее.
Керекеш поморщился и промолчал.
— Беате десять лет, и она прекрасно все понимает, — продолжала Магда.
— Ах, Беата пристрастна. Критическое отношение и обожание просто несовместимы.
— Но она, без сомнения, знает, за что любит Жолта, — сказала, маневрируя, Магда.
— Мы говорим не о Беате. Мы всегда говорим только о Жолте. Тебе это еще не надоело?
— Мне — нет.
Несколько минут оба молчали. Керекеш стоял перед книжной полкой.
Он взял книгу, в нерешительности ее раскрыл, потом резко захлопнул.
— Все вздор!
Магда поняла, что спора не миновать.
— Пока Амбруш забавлялся тестами, я искал. Искал и наконец нашел. У мальчика определенно скачущее давление, — сказал Керекеш.
— Прежде ты никогда об этом не говорил.
— Не говорил, потому что стабилизировал давление. Но я еще не знаю, симптом это или уже заболевание.
— А… что он означает? Амбруш…
— Амбруш! Тот, у кого прыгает давление, болен. И его надо лечить, а не копаться в его душе.
— Я хотела сказать, что Амбруш добился потрясающих результатов.
— Прекрасно. Допустим, что это так. Два месяца назад расстройство речи исчезло.
— Не только расстройство речи…
— Да, да. Мальчик стал мягче. Прекратились его отвратительные выходки. Но ведь он и в школу не ходит. Так что все это чепуха. Директор школы, спросившая так театрально: «Мы Жолта лишим коллектива?!», в конечном счете оказалась права. Вопрос был поставлен высокопарно, тем не менее директор права. Психоневролог Амбруш прекрасный, но он всегда слегка заблуждался…
Магда молча кусала губы. Керекеш с возрастающим раздражением видел, что жену убедить не удалось.
На лбу у него заблестели капельки пота, и он сердито продолжал: