Второй круг

— У меня все было в норме, — утверждал Росанов.

— Тот не инженер, который после вынужденной не скажет, что перед вылетом все было в норме, — сказал Чикаев, присутствующий на одной из бесед, — но факт, что маслобак оказался пустым?

— Факт.

Росанов вспомнил спину Ирженина, который шел от самолета, не желая видеть его, и заговорил:

— Что же это такое у нас получается? Выходит, техник Апраксин, один из самых добросовестных в смене, не заправил бак маслом, бригадир его не проконтролировал, инженер ОТК прохлопал ушами, бортмеханик не проверил количество масла по масломерам в кабине и по нырялу. Так, что ли? Командир, значит, тоже не видел масломеров. Я, занимаясь этой машиной и запустив двигатели по предполетной, тоже ничего не видел. Вы это хотите сказать? Нет, дорогие товарищи! Бак был по завязку. Я это своими глазами видел. И еще видел, как Войтин проверял уровень масла по нырялу, не доверяя приборам. Кстати, вы не замечали разве, что нет бортмеханика и инженера, — он поглядел на Чикаева, — вернее, тот не механик, который безо всякого даже участия разума не поглядывает во время запуска двигателя на масломер…

— Двигатель был снаружи сухой, — сказал Чикаев, — течи масла нигде не обнаружено. Это факт?

— Факт.

— А факты — вещь упрямая.

— А разум, — влез зам Чикаева по общим вопросам — толстый молодой человек по кличке Термоядерный, — разум, — повторил он, — товарищ Росанов, — вещь в нашей работе ве-есьма полезная. Тут вас хвалили, мы думали вас поставить выше… благодарность бортмеханика… — Зам Чикаева махнул рукой и поморщился.

Росанов вспомнил, как начал делать карьеру, и помрачнел.

«Мелко это, — подумал он, и у него пропало всякое желание защищаться, — плетью обуха не перешибешь. Теперь крупнейшее понижение, строгий выговор с занесением… «Карьера», одним словом».

Он криво ухмыльнулся.

— Без стрелочника, я понимаю, нельзя, — буркнул он, — а масла было в норме, и самолет я получил готовый. И свидетелей на свои глаза не ставлю.

Петушенко (все-таки неплохой он малый!) отпустил Росанова домой раньше времени — «погулять на нервной почве».

Росанов двигался через павильон регистрации пассажиров к автобусной остановке и вдруг заметил институтского приятеля — Женю Ивлиева, отчисленного в свое время из института, рядом — Сеню-головастика и какого-то вертлявого типа в аэрофлотовском картузе. Росанов хотел было их окликнуть, но они свернули в ресторан, где Росанов не бывал ни разу.

«Может, показалось? — подумал он. — Может, это видение, так сказать, струя в глазах?»

Уже в автобусе он против воли думал о Жене.

Что же за человек был Женя Ивлиев?

Это был малый с простодушным, широким лицом и наивными голубыми глазами. Учился с Росановым на одном курсе и звезд с неба не хватал. Но это только в учебе он не хватал звезд.

По сравнению со студентами других городов у Росанова и его однокашников было большое преимущество — Волга. По Волге шли грузы из Астрахани вверх и из Москвы в Астрахань: цемент, тес, арбузы. И конечно, существовала надобность в грузчиках, так как за простой судов клиенты платили большие штрафы.

Как Женя завоевал авторитет среди различного рода клиентов, сказать трудно. У него были приятелями люди из торговых организаций, комбинатов подсобных предприятий, стройконтор и прочих шарашек. Жене звонили в общежитие и сообщали:

— Арбузы!

И Женя набирал желторотых первокурсников на эту работу, где больше червонца в день не заработаешь. Естественно, Женя был бригадиром первокурсников и, само собой, получал двойную бригадирскую ставку, не выходя из общежития.

Когда звонили насчет цемента, он набирал бригаду из более солидных ребят: третий-четвертый курсы. Это была хорошая работа, но был в ней один недостаток: долго харкаешь цементом, и потом пыль неделю выходит вместе с потом. Но Женя о недостатке этой работы знал только теоретически.

Иногда ему сообщали:

— Тес!

И тогда на баржи шла уже «аристократия», лучшие Женины друзья. Договор с клиентами всегда составлялся на ручную разгрузку, но всякому ясно, что бригада тут же нанимала крановщика, который оставлял основную работу и входил в общий пай с клиентом, подписавшим договор. Тоже работа не ахти какая сладкая. Но не пыльная. И денежная.

Бывали дни, когда под разгрузкой стояли сразу три баржи с арбузами, четыре с цементом и две-три с тесом, а одна бригада первокурсников разбирала после пожара какой-нибудь дом. Женя не гнушался никакой черной работы, делая ее, разумеется, не своими руками. Все-таки бессовестным малым был этот Женя. Но что делать? Росанов тогда не знал, что с ним делать. Да и теперь к нему, наверное, не подберешься. Наверное, поднабрался опыта. Теперь к нему и на кривых оглоблях не подъедешь. До поры до времени, разумеется.