Второй круг

— А какая нам разница, дорогой товарищ, чей это дефект: ваш или не ваш? — спросил командир. — Все дефекты наши. И нам хотелось бы еще потренироваться — отработать слепую посадку.

«Сегодня же капнет «самому», — подумал Линев, — как бы это предотвратить?»

Он стал лихорадочно перебирать в уме ошибки Мамонта, которые База когда-то «по-дружески» замяла.

— Постараюсь сделать так, что часа через два вы сможете продолжить тренировку, — сказал он, — я сам займусь самолетом.

— Да? Сам? — заулыбался Мамонт, возвышаясь над сутулым парторгом. — У вас есть резервный борт?

— Этот подготовим.

Мамонт поднял руку — показалось, он хочет прихлопнуть Линева своей лапой, но он просто почесал в затылке, сдвинув фуражку козырьком на нос. Потом поправил фуражку и уставился на Чикаева — тот молчал.

Подъехал тягач, инженер Росанов соскочил с подножки и сказал Линеву:

— Сейчас мы этот борт перебуксируем к ангару.

— Зачем?

— Его оттуда выпускали, пусть там в занимаются причинами. Это не мой борт. Мне и своих грехов хватает, чтоб расхлебывать чужие.

— Пусть здесь стоит, — сказал Линев и поморщился, — слейте пока масло с двигателя. На нем сработала противопожарная система.

— Этим должна заниматься смена, которая выпускала самолет. Передавать самолет с участка на участок в неготовом виде не положено. Нарушение.

— Прекратите демагогию, товарищ Росанов! — сказал Линев. — Самолет должен вылететь как можно скорее.

Чикаев в этот момент сощурил глаза на Линева и играл желваками: он, пожалуй, был недоволен инициативой парторга. Росанов зло буркнул:

— Не положено!

И поглядел на Чикаева, словно ища поддержки. Но тот смолчал.

— Дайте мне техника, — сказал Линев, — я сам займусь этим самолетом. Бы свободны!

— Не положено! — повторил Росанов в сторону, так, чтоб все слышали. — А кто карту будет подписывать?

— Я! Я! — не выдержал Линев и выругался шепотом.

Росанов направил в распоряжение Линева техника Строгова: тот любил вертеться на глазах у начальства. Отчего бы не сделать человеку приятное?

Глава 4

Пожалуй, мы несколько погорячились, когда сказали, что у товарища Чикаева не было личной жизни. В самом деле, если б не аэродром и авиаторы, с которыми приходится сталкиваться по долгу службы, то можно сказать, что он ни с кем не встречался и никого не видел. Но однажды к нему явилась Люция Львовна — узнать мнение о рукописи по истории аэродрома и выслушать указания.

Она явилась без предупреждения, делая вид, будто не понимает его нежелания принимать гостей, весело осмотрелась, отметив беспорядок и запущенность квартиры, и устроилась в кресле. Она глядела на Чикаева во все глаза — «профессионально», и это злило его.

«Экие нахалы эти писаки», — подумал он.

— О вашей рукописи скажу следующее, — заговорил он вяло. — Все, что делается на аэродроме, запланировано все-таки свыше. Пусть решения вышестоящего командования, дойдя до низа, как-то изменятся, пусть вообще превратятся в невообразимое, но между так называемыми «верхами» и «низами» существует прямая связь. У вас же все аэродромные события происходят стихийно. Это неправильно. Вы просто не увидели связей. А связи есть. Сами понимаете. Вы словно не заметили реорганизации Базы.

— Но ведь и так называемые «низы» влияют на так называемые «верхи». Пример тому — Мишкин.

Чикаев досадливо поморщился:

— Боюсь, вы позволяете себе слишком много так называемой «правды». Пользы от этого аэродрому никакой. Сами понимаете.

Люция Львовна испуганно поглядела на Чикаева.

— Не приписывайте литературе какую-то особую разрушительную силу. Поверьте, никто, прочитав любую книгу, не пойдет ломать аэровокзал. И я говорю только о том, что всем известно и без меня. Сейчас все грамотные.

— Я отметил места, которые следует безо всяких разговоров выкинуть. Надо писать по-умному, чтобы любой читатель, начав фразу с середины, не подумал чего-нибудь лишнего. И чтоб начальство не подумало чего-нибудь… А то, что сделали вы, пользы не принесет. Сами понимаете.

Фразу «сами понимаете» он произносил, понижая голос и щурясь.

Люция Львовна глядела на Чикаева во все глаза.

— Сами понимаете, — повторил он, словно имел в виду какую-то тайну, известную только ему, собеседнице и еще кому-то там, наверху.

— Вы заказываете музыку, — сказала она, — и постоянно упираете на то, что я что-то понимаю сама. А вот я сама ничего не понимаю. Не понимаю, зачем загонять болезнь внутрь? Зачем заниматься шпаклевкой и подкраской? Если мы сегодня не устраним проблему, то завтра их будет две. И задачи искусства…

— Мы вам заказывали не произведение искусства, а историю наших достижений. Произведения искусства уже созданы: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Шолохов.

— Ваше счастье, что я не имею власти направлять деятельность вверенной вам Базы, — снасмешннчала Люция Львовна, — и мое несчастье, что вы пытаетесь направлять мою деятельность.