Второй круг

— Пришел, чтоб сказать… Понимаешь ли, ну…

— Что?

— Что моя дочь научилась говорить «ю». И если говорить «о», тогда все в норме, а если «ю»…

Он стоял, придерживаясь за косяк, и двигал губами.

Люба заинтересовалась.

— Проходи, — сказала она.

— Да нет, все, что я имел сказать, я уже сказал.

— Зайди.

Он шагнул вперед — она стояла на дороге, запрокинув голову, на ее лице была фальшивая мольба и смирение. Впрочем, она уже смеялась.

— Ты — мой любимый писатель, — прошептала она.

— Я предал тебя, — сказал он, — предал и поэтому… поэтому…

— Что с тобой?

— Со мной все кончено. Я умер.

— Я тебя спасу. Хочешь, я тебя спасу? Заходи.

— Нет, меня уже ничто не спасет… и я попрошу никого не винить в моей смерти…

— Что, что?

— В моей смерти, — поправился он, криво ухмыляясь.

— Бедненький ты мой! — сказала Люба. Ее глаза наполнились слезами. Она обняла его, но он грубо освободился, выбрел на лестницу и вызвал лифт. Люба догнала его.

— Что с тобой?

— Пр-роиски капитала, — буркнул он, — темные силы, черти и бесы. Прощай!

— Я все знаю! — крикнула она. — Я знаю все-все!

Он нажал кнопку спуска и проворчал:

— Ни черта ты не знаешь.

Он представил, что Люба смотрит на то, как он проваливается в «преисподнюю» на лифте, и на мгновение увидел ее недоуменное лицо.

Он сел на лавку в тени тополей и задумался.

«Я должен что-то делать. Вот только забыл что. Из головы выскочило. Ну, начнем по порядку. Надо было купить собаке бутербродов — купил. Так. Сказал Любе, что моя дочь научилась говорить «ю»… Но ведь у меня было еще какое-то неотложное дело… Какое? Дай бог память. Что-то важное».

— Вспомнил! — выкрикнул он, вскакивая на ноги. — Вспомнил!

И он поехал к Люции Львовне. Но ее не оказалось дома. Он почувствовал себя школьником, которому объявили, что учитель заболел и урока не будет.

«Но это ничего не значит, — подумал он, — урок состоится. Потом».

Была ночь, когда он добрался до парка. Он бодро шагал к кусту, где спрятал веревку. А вот и картонки, на которых он возлежал. И тут он увидел собачонку.

— Бобик, Бобик! — позвал он. — Вот вам, Бобик, бутербродик. Ужинайте!

Собачонка сняла с бутербродов колбасу, а потом улеглась и перешла к хлебу.

Росанов нашарил под кустом веревку и сделал петлю.

«Нет опыта пока, — ухмыльнулся он, — но ничего. В следующий раз я сделаю это лучше…»

Он поискал глазами дерево с подходящим суком и, попрощавшись с собакой, забросил конец веревки на сук.

— Не низко ли? — спросил он, обращаясь к собаке. — Говорят, что «они» очень вытягиваются… Впрочем, за минуту не успеешь и вытянуться. Так будет в норме технических условий. Как ты думаешь?

Собачонка ужинала.

— Бобик, ты будешь свидетелем. Понял?

Собачонка заболтала хвостом.

Росанов сел на пень и закурил. Ему вдруг показалось, что он не имеет никакого отношения ко всему происходящему. Он просто участвует в постановке какого-то глупого фильма. Нечаянно он обнаружил в кармане рубашки одуванчик, который ему подарила соседка Ирица, и он… Нет, не он, а тот, который играет роль, подумал (голос за кадром):

«Это теперь единственное, что связывает меня с живущими».

Росанов поднялся и похлопал в ладоши, как режиссер, призывающий к вниманию.

— Повторим с одуванчиком! — сказал он. — Начнем со слов: «Что есть одуванчик?»

И тут для него перепуталось все: и жизнь, и игра, и актеры, и сценарий, и действующие лица.

«А вдруг все это подстроено? — подумал он. — Вдруг кто-то умный, осведомленный, бессовестный, склонный к розыгрышам, умеющий, как Калиостро, подделывать любой почерк… Если это так, то… И — никаких доказательств. Никаких! Просто загадочное самоубийство».

«Что есть одуванчик? — спросил он себя. — Вот он есть, а вот его нет. И все мы на земле одуванчики. Ладно, пусть будет как вещественное доказательство».

Он сунул стебель в английскую булавку, что была пристегнута к карману.

— Простите все! — сказал он, обращаясь в пространство. — Не поминайте лихом! Я пал жертвой происков.

Он схватился за сук, подтянулся и сел на него.

«Надеть ее — и последний прыжок», — подумал он и потянулся за веревкой, — последняя глава — «Прыжок в бездну». Итак, первая глава — «Вот она какая — первая любовь». Вторая и последняя — «Прыжок в бездну».

И тут он увидел на освещенной лунным светом, рябой от теней тропинке женщину в белом.

«Это она! — догадался он. — Точно. Это она».

Он сощурился, стараясь рассмотреть ее получше. Потом спрыгнул с дерева и пошел к ней. Она стояла, обернувшись к нему. Он замедлил шаги. Она стала от него медленно отплывать назад. Она отходила от него и росла.

С каждым шагом она делалась выше и выше. Вот она стала ростом с дерево… И дальше он ничего не помнил…

Он пришел в себя. Его трясло от холода. В его руке был одуванчик. Он некоторое время посидел, приходя в себя. Светила луна, клубился туман в наклонных лучах. Откуда-то из воды слышался легкий звон, как будто ударяли карандашом по стеклянной банке.