Второй круг

Чикаев насторожился. Филиппыч продолжал:

— Технически этого вопроса я не решу. Я в тонкости новой техники влезть не сумею. А душой чувствовать и понимать могу. Росанов не виноват. И Войтин.

— Что вы предлагаете? Отменить приказ?

— Тут вот какое дело. Этот Росанов работает на двух работах, и обе где не похалтуришь. Жена не работает, дочка постоянно болеет. Нелегко человеку. Но не то плохо, что нелегко. А то плохо, что он, проработав на машинках для стрижки газонов, приходит малость уставшим.

— Что предлагаете конкретно?

— Отправить его на Север. Там всякие надбавки — нолевые да широтные. Инженер он неплохой. Поршневую авиацию тоже знает. А машинки для стрижки газонов пусть ремонтируют другие.

— Хорошо, Филиппыч. У него есть допуски на поршня?

— На все, кроме, разумеется, вертолетов. Вертолетов он не знает. Нельзя забывать о людях, дорогой ты мой, наше общество духовное. И авиация — дело духовное. Как у нас начнется бездушие и негодяйство, нам конец. Думай о людях.

— Обо мне бы кто подумал, — вырвалось у Чикаева.

Он пожал протянутую Филиппычем руку и невесело ухмыльнулся. Когда тот вышел, нажал кнопку селектора и вызвал своего зама по общим вопросам. И тот незамедлительно явился. Правильнее скажем, ворвался, как вихрь, так как медленно ходить не умел. Однажды он с серьезнейшим видом, привлекая на помощь законы строительной механики и высшей математики, доказывал на бумажке, что человек задуман матерью-природой существом бегающим. И все беды человечества происходят оттого, что люди ходят. Кличка у него была, как уже где-то говорилось, Термоядерный.

Несмотря на свою подвижность, был он толст и потому казался много старше своих лет. На самом деле ему едва стукнуло тридцать три.

Он был человеком прямым и всегда резал так называемую правду-матку в глаза. Правильнее скажем, он слишком хорошо знал дела Базы и расклад сил и потому, говоря правду-матку, ничем особенно не рисковал и всегда прекрасно чувствовал, с кем и как надо говорить. Впрочем, он умел и темнить с «откровенным» и простодушным видом.

Чикаев доверял Термоядерному всецело. Тот умел молчать, где надо, и выкручиваться из самых сомнительных положений, и валить, что называется, с больной головы на здоровую. Нехорошо, конечно, покрывать свои недочеты грехами то автобазы, то отдела перевозок. Но, если есть возможность спихнуть свою вину на смежную службу, зачем же зевать? Однажды ухитрился свалить грех на «самого», который устроил ему разнос. Термоядерный смиренно выслушал все нападки, а потом показал фотокопию приказа пятилетней давности, подписанного «самим». И вышло так, что виноват подписавший.

— Садись, — сказал Чикаев. — Кто составлял техническую сторону приказа?

— Какого?

Термоядерный уставился на шефа, не понимая, неужели тот мог догадаться, в чем дело.

— На вынужденную.

— Я.

— Ловко.

Термоядерный с деланным смущением кашлянул в кулак.

— Сам разобрался?

— Главный инженер помог, Прыгунов, сам бы я не догадался.

— И ты знаешь, кто истинный виновник?

— Еще бы не знать! Скажу одно. Голова у вашего зама по инженерно-авиационной службе работает отлично. Мы же с ним и клапан поставили как надо. Под покровом ночи.

Термоядерный захохотал, думая, что шеф оцепит его скромность. Еще бы! Взять на себя всю грязь, переставить клапан, состряпать липовый приказ и промолчать, не требуя награды, — на это не всякий способен. Разумеется, он не собирался молчать до гробовой доски, а просто ждал удобного случая. И вот открытие: Чикаев сам догадался.

— И все свалил на Росанова, — сказал Чикаев.

— Так было надо. Нам нужен был «спаситель» для распятия. — Термоядерный развел руками и пояснил: — Для пользы дела.

Чикаев криво ухмыльнулся.

— Для пользы дела, — повторил он, — а ты подумал о моральной стороне?

— О моральной? — Термоядерный скривился, показывая, что не придает никакой цены отвлеченным понятиям.

— Да, моральной, — повторил Чикаев. — Поставил ты меня в очень неловкое положение. — Он поднялся и стал прохаживаться по кабинету. — Черт знает что! Как в каком-то глупом романе. Хорош же я буду со всеми своими рассуждениями о моральной личности в авиации. Моральные дефекты в нашем деле сразу дают себя знать.

Ведь если человек живет вразрез с тем, что он говорит, то он попросту шарлатан. Его слова — пар. Что ты на это скажешь?

Он остановился перед Термоядерным.

— Они ничего не узнают. А Росанов — малый здоровый. Об его морду можно поросят убивать.

Чикаев поморщился: не любил он таких выражений. Термоядерный продолжал: