Второй круг

— Беги со всех ног в гостиницу и займи небольшую, обязательно небольшую комнату. И чтоб окна были на север. А потом не спеша топай в столовую и закажи на всех ужин. Будем через сорок минут.

— Раньше будем, — сказал радист.

— Раньше не будем.

— Почему на север окнами? — спросил штурман.

— Чтоб лучше выспаться. А ты, — Войтин задержал радиста, который собирался удрать, — иди, иди, — махнул он штурману: тот, наверное, думал, почему это лучше выспишься, если окнами на север. — Скорее иди. Опоздаешь. А ты, — он взял радиста за рукав и загородил второму пилоту выход из кабины, — и ты возьмите в заднем отсеке чехлы и зачехлите моторы. И пошустрее, а то…

— Что «а то»? — надулся радист.

— А то пасть порву, — беззлобно пообещал Войтин. Потом поглядел в окно на удаляющегося штурмана и удовлетворенно кивнул.

— А разве у нас есть на борту чехлы? Ведь их возить не положено. Лишний груз, — заныл радист, — это нарушение.

— Это ничего, что нарушение. Если б мы действовали как положено, то сидели бы сейчас на Аяне и давали сигнал SOS.

— Зимние чехлы?

— Зимние. Успокойся.

Радист вконец расстроился. Зимние чехлы ватные. Тяжелые и грязные. Зачехляя моторы, можно не только вымазаться по уши, но и свалиться с плоскости.

— Радисту не положено поднимать тяжести — рука будет дрожать. Радисту положено беречь руки, как музыканту.

Но Войтин вытолкал его из кабины и похлопал по плечу второго пилота, который также не проявлял никакого энтузиазма при мысли о чехлах.

— А мы пойдем на автобазу, — сказал Войтин, поворачиваясь ко мне, — за бензином. Иначе ничего не выйдет.

— Может, один сходишь?

— Надо вдвоем.

— Может, утром заправимся?

— Нет, надо сейчас. А то… плохо будет… нам…

И мы пошли к автобазе, где стояли автозаправщики, тепловые машины, дующие горячим воздухом, водовозки и тягачи. А на посадку все заходили и заходили новые самолеты.

— Все сюда идут, — сказал Войтин, — вон авиатехники не успевают расставлять еропланы, не то что чехлить моторы.

Мы зашли на автобазу. Шоферы играли в домино. Стол был покрыт металлической плитой, заполированной до блеска.

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — сказал Войтин и сделал приветствие рукой.

На него даже не глянули.

— Надо бы заправиться, товарищи, — продолжал он.

Легко представить, как его вид действовал на нервы игрокам.

— Завтра и заправишься, — буркнул толстый шофер и ударил костяшкой по столу, — не пожар, дорогой товарищ, — добавил он назидательным тоном, — «рыба». Подсчитаем очки. Так-то!

Войтин сразу сообразил, что толстяк с топливозаправщика.

— Надо сейчас. Поедем, старина. Проветришься. Свежим воздухом подышишь. А за тебя мой командир сыграет. Домино — его любимая игра. Он все свободное время забивает козла. И даже премию получил — баян.

Шофер сердито поглядел на меня и что-то проворчал себе под нос: наверное, думал, как бы половчее от нас избавиться.

— Он отличественно играет. — Войтин подмигнул шоферу и показал ему большой палец.

Надо сказать, что я терпеть не могу домино. Один вид играющих действует мне на нервы.

А шофер все о чем-то размышлял, поглядывая исподлобья то на Войтина, то на меня.

— Да я тебя, мой родной и любимый, на руках донесу, — сказал Войтин и вдруг поднял толстяка вместе с креслом и понес на выход.

— Да пусти ты, медведь хренов! — рассердился шофер, чувствуя, что с Войтиным, однако, не повоюешь. — Сам пойду. А ты, — он поглядел на меня и погрозил пальцем, — хорошо играй. Смотри не подведи.

— Не подведу, — заверил я его, — беру обязательство. Повышенное.

Когда Войтин и шофер вышли, я сел за стол и прислушался. Вот хлопнула дверца машины, запустился мотор, шофер дал газ.

— Чего сидишь? — спросили меня.

— А я вообще-то ни разу не играл в эту умственную игру, — сказал я.

— Эх ты! А еще командир. Гнать таких командиров, — сказал один шофер, — к позорному столбу таких командиров.

Он плюнул и попал себе на сапог.

Когда я подошел к самолету, Войтин заканчивал заправку и насвистывал «Когда я на почте служил ямщиком», но у него выходило «Едут новоселы по земле целинной».

Все аэродромные стоянки были забиты самолетами.

Мы двинулись в гостиницу.

Что там творилось! Вы бы только посмотрели. Мест не хватало, потому что пришло много самолетов. В комнаты, что побольше, понаставили дополнительно раскладушек. Кое-кто вынужден был ночевать в коридоре, на сквозняке. Тут разве выспишься? А разве выспишься, если в комнате два или три экипажа, дышать нечем, и рядом кто-то храпит незнакомым храпом?

В коридоре нас ждал штурман. Он пришел в гостиницу одним из первых и успел захватить маленькую комнату с окном на север. Само собой, к нам никого не подселили.

— Неплохо, — одобрил Войтин, — открой форточку. Надо спать с открытой форточкой: в духоте не выспишься. Ужин заказал?

— Так точно!

Штурман открыл форточку, и все мы пошли в столовую.

— Теперь я понял, почему окна должны быть на север, — сказал он, — снега не надует — ветер-то южный.

— Молодец. Соображаешь, — похвалил Войтин.

После ужина легли спать и прекрасно выспались.