Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Продвигаться дальше не было уже смысла и приходилось думать, как бы скорее выбраться назад. Я приказал шоферу Генриху поворачивать обратно, но когда броневик разворачивался и подошел к шоссейной канаве, раздался взрыв. «Верный» подпрыгнул, остановился, и мы тотчас же заметили, как из-под низа полезли желтые языки пламени… Скорее машинально, чем соображая, Генрих переставил скорость, и машина поползла по дороге. Оказалось, что большевик, в форме матроса, бросил из-под моста бомбу. Но он был тотчас же убит очередью, выпущенной из пулемета Муромцева.

Между тем машина горела. Был перебит бензинопровод, и разлившийся по полу бензин загорелся; начинало загораться уже и сиденье шофера. Обожженный Кобенин принужден был бросить свой пулемет.

– Огнетушитель! Скорей огнетушитель, – кричал я Генриху охрипшим голосом.

Свинтив колпак, я стал лить жидкость из огнетушителя на пол и на бензинопровод… И сейчас же в броневике распространились удушливые пары аммиачного газа, но пламя не потухло. От пожара и от удушливого газа у меня кружилась голова. С трудом я открыл верхний люк и высунулся наружу. Поддерживая меня, вылез и Бочковский. Но тотчас же он как-то осел и стал скользить вниз. В канаве, шагах в пяти от броневика, я увидел красноармейца, перезаряжающего винтовку. Я протиснул Бочковского внутрь машины и быстро скользнул за ним сам…

У Бочковского была пробита грудь навылет, и Кобенин старался остановить ему кровь. Машина шла все тише и тише; Генрих включил уже первую скорость, а нам предстояло еще пройти через три цепи красных. В душу начинало закрадываться сомнение: пробьемся ли мы? Разлитый по полу бензин продолжал гореть; Генриху уже было невозможно оставаться на своем горящем сиденье. Тогда я прикладом карабина нажимал на рычаг скоростей, а Генрих, стоя рядом со мною, правил рулем. Загорелись пулеметные ленты, и, накаливаясь, начали лопаться патроны. Пулеметчикам пришлось оставить пулеметы, лишь Муромцев, сидя в заднем углу, продолжал стрелять, не замечая, казалось, пожара.

Большевики продолжали стрелять со всех сторон в броневик, но не делали попыток его захватить. С пожаром внутри машины мы продолжали медленно ползти назад, и у нас всех была только одна мысль, одно желание: добраться до своих цепей. В эти минуты мы были почти беззащитны: ручные гранаты мы выбросили, боясь их взрыва, пулеметы не действовали и все мы были переранены.

Наконец мы прошли последнюю цепь красных. Шагах в шестистах виднелась наша цепь – наше спасение. Но перед нами встала новая, более грозная опасность: каждую секунду можно было ожидать, что взорвется бензин, и мы все взлетим на воздух. В броневике невозможно было оставаться из-за жары; то и дело приходилось тушить загоравшуюся на нас одежду. Команда, наконец, не выдержала, и люди, один за другим, стали выскакивать из машины.

Остались только я да Генрих, по-прежнему не выпускавший из рук руля. Не дойдя немного до наших цепей, «Верный» остановился. Команда собралась вокруг него. Я послал Александрова за водой и попросил помощи у ставропольцев, но они не решились подойти к машине, боясь, что она взорвется. Выбросив поспешно из броневика пулеметные ленты, пулеметы и прочее имущество, команда залегла вокруг горящего «Верного» и открыла огонь из винтовок. Большевики почему-то медлили и не шли вперед.

Вражеские пули стучали по броне «Верного» и поднимали пыль вокруг него. Позади было пустынно, и только на насыпи виднелась кучка людей да по дороге, оставляя кровавый след, тащился Бочковский. По временам он падал, и казалось, что он больше не встанет, но он с трудом поднимался, делал несколько шагов и снова падал…

Наконец, из-под насыпи вылетела подвода с бочкой с водою и галопом понеслась к нам. Она тотчас же попала под сильный ружейный огонь, и ездовой хотел повернуть обратно, но Кобенин перехватил его и заставил подъехать к «Верному».

Мы стали заливать ведрами огонь. Пламя сменилось дымом и погасло. Сейчас же поставили задний пулемет и Муромцев продернул ленту. Цепь красных поднялась было в атаку, но попала под пулемет и снова залегла. А в это время Генрих уже возился с мотором. Работая с невероятной быстротой, он успел поправить бензинопровод, по счастью не сильно поврежденный взрывом, переменил провода и вновь сел за руль.

Завертели ручку, чтобы привести мотор в действие… Ничего! Попробовали еще paз… Мотор неуверенно фыркнул и опять остановился. Генрих снова поправил что-то в моторе и вновь крикнул:

«Давайте!» Два-три перебоя – и мотор заработал. У нас невольно вырвалось дружное «ура». Быстро вкинули выгруженное имущество и вошли в машину. Несмотря на свистевшие пули, мы вылезли на крышу «Верного» и медленно поехали под виадук.

Корниловский батальон встретил нас рукоплесканиями и криками «ура». Санитарная летучка стала перевязывать раненых. Я отказался от перевязки и попросил воды. Сестра дала мне напиться, и теперь только я почувствовал, что от удушливого дыма пострадали легкие: я задыхался и не мог выговорить ни слова. Но больше всех пострадал Бочковский – у него было прострелено легкое.